Типы прошлого

— Нѣтъ, сказалъ онъ, — теперь все равно; въ операціи больнѣй всего первый ударъ ланцета. Да, я ее видѣлъ. Послѣ шести лѣтъ разлуки, когда все, казалось, должно было быть кончено между нами, — она такъ просила меня объ этомъ тогда, — судьба опять свела насъ… но гдѣ же, какъ? По цѣлымъ днямъ не отходила она отъ моей постели, но для меня она была призракъ… свѣтлый призракъ, примолвилъ Кемскій, подавляя вздохъ. — Я лежалъ въ тифѣ, въ госпиталѣ, въ томъ же Симферополѣ, гдѣ за нѣсколько времени до этого умеръ ея отецъ. Странная болѣзнь, этотъ тифъ! Я видѣлъ ее, я сознавалъ ея присутствіе, но не сознавалъ ни моего положенія, ни мѣста, въ которомъ я находился. Я жилъ какою-то своеобразною, необъяснимою, но полною и, повѣришь ли, блаженною жизнью. Я понималъ, что надо мной паритъ какой-то ангелъ въ ея образѣ и хранитъ меня; глаза ея по часамъ не отрывались отъ меня, и я чувствовалъ, что я весь таю, таю какъ снѣгъ, подъ лучами этихъ грустно и ласково сіявшихъ мнѣ глазъ. И никогда, можетъ-быть, не былъ я такъ счастливъ, какъ въ то время! Когда я выздоровѣлъ, одна старушка сердобольная, свидѣтельница ея заботъ обо мнѣ, строго внушала мнѣ всю жизнь мою молиться за "сестрицу". Оказалось, что я былъ окончательно приговоренъ и не умеръ только потому, что "она вымолила меня у Господа", какъ выражалась эта добрая старушка, замѣнившая ее у моей койки, когда слегла сама Наденька, и ее полумертвую, увезли изъ Крыма.

— И ты не поѣхалъ за ней, Кемскій?

— Нѣтъ, я не могъ. Не такое время было, задумчиво отвѣчалъ онъ. — У насъ были перебиты всѣ офицеры, оставалась горсть людей… Я не имѣлъ права ихъ покинуть… Я писалъ ей въ монастырь…

— Въ монастырь? Развѣ она…

— Она поселилась у тетки нашей, игуменьи *** монастыря, въ К. губерніи.

— И она отвѣчала тебѣ?

— Отвѣчала.

IV

Коляска наша уже катила по баденской мостовой.

— Hôtel d'Angleterre? спросилъ Kutscher, оборачиваясь къ Кемскому.

— Да. Зайдемъ ко мнѣ, ***. Я напою тебя настоящимъ русскимъ чаемъ…. предложилъ мнѣ Кемскій.

Въ дверяхъ его нумера встрѣтила насъ коренастая и заспанная фигура, въ которой я тотчасъ же узналъ стараго знакомаго.

— Грызунъ! Ты все съ своимъ бариномъ!

— Точно такъ, ваше вскродіе, отвѣчалъ онъ, тараща на меня растерянные глаза.

— Завари-ка намъ чаю, да покрѣпче… На плечахъ своихъ вынесъ меня раненаго шестаго іюня… Здоровъ вѣдь! примолвилъ Кемскій, кивнувъ на него. Грызунъ тотчасъ же прикрылъ обшлагомъ рукава обширный зѣвъ свой. Его неизмѣнная дураковатая улыбка такъ и говорила: "ишь ты, балагуръ какой, баринъ!"

Пока онъ собиралъ чай, хозяинъ отворилъ дверь, выходившую изъ его гостиной прямо въ небольшой садикъ, что тянется вдоль всего фасада Hôtel d'Angleterre. Въ тишинѣ ночи явственно слышалось журчанье ручья, отдѣляющаго узенькую полоску сада отъ гулянья…

— Этотъ ручей большой мнѣ другъ, сказалъ Кемскій, — ни что такъ успокоительно не дѣйствуетъ на меня, какъ его однообразный и нескончаемый плескъ. Не будь его, я бы, кажется, никогда здѣсь уснуть не могъ…

Онъ сѣлъ на крылечкѣ, съежась и свѣсивъ свою сѣдую голову, и погрузился въ глубокое раздумье.

Давно шипѣлъ на столѣ тусклый самоварикъ, очевидно древній походный товарищъ Кемскаго, и Грызунъ не разъ уже появлялся на порогѣ дверей съ явнымъ намѣреніемъ доложить о чаѣ, но баринъ его оставался все также неподвиженъ и нѣмъ.

— Послушай, Кемскій, началъ было я. Но Грызунъ вскинулъ на меня такой испуганный взглядъ, что я невольно пріостановился.

— Не трошь ихъ, ваше-съ… пробормоталъ онъ скороговоркой:- не любятъ-съ…

Я вернулся въ гостиную и съ удовольствіемъ, знакомымъ только тѣмъ, кто долго жилъ внѣ Россіи, принялся за стаканъ крѣпкаго, душистаго чаю.

— Грызунъ, ступай спать! раздался вскорѣ съ крылечка голосъ Кемскаго, и самъ онъ затѣмъ появился въ дверяхъ.

Лицо его было, какъ говорится, темнѣе ночи. Печальная мысль словно вырѣзалась на немъ всею острою тяжестью своей. Онъ нѣсколько разъ прошелся по комнатѣ, не говоря ни слова.

Тяжело было и мнѣ глядя на него.

— Послушай, ***, началъ онъ наконецъ, останавливаясь противъ чайнаго столика, — ты зналъ Надежду Павловну, зналъ наши отношенія… Я тебѣ тогда повѣрялъ мои надежды… Случай привелъ тебя видѣть, какъ онѣ сбылись, договорилъ онъ съ горькою усмѣшкой. — Изо всего этого у тебя въ головѣ сложились насчетъ покойницы разныя заключенія…

— Я тебя увѣряю, другъ мой…

— Не перебивай меня. Я тебя не обвиняю, въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; каждый, на твоемъ мѣстѣ, сталъ бы строить догадки… Нашъ разрывъ, письмо ея во мнѣ, - ты помнишь? — все это было такъ неожиданно, такъ загадочно!…. Ты тогда, на первыхъ же порахъ, замѣтилъ, что глаза ея задернулись для міра… но я ничего не видѣлъ, не хотѣлъ видѣть, я былъ слѣпъ… И долго еще потомъ, многіе годы, я ходилъ какъ въ туманѣ, носясь съ этимъ давящимъ камнемъ въ груди, ничего не понимая, кромѣ того, что она, а съ нею мое счастіе, потеряны для меня навсегда…

— Но неужели, неужели тогда, передъ отъѣздомъ твоимъ изъ Москвы, ты не добился отъ нея объясненія?…