Типы прошлого

— Тамъ, гдѣ бы съ радостью и голову сложилъ! живо всоскликнулъ Кемскій, и вдругъ остановился, какъ бы устыдившись своего порыва. — Ты и не поймешь, можетъ-быть, что значило для насъ, Черноморцевъ, отдавать его! продолжалъ онъ уже спокойнѣе; — ты не суди о насъ по тому, что тебѣ пришлось можетъ-быть почитать объ иныхъ защитникахъ Ceвастополя, о разныхъ гвардейскихъ моншерахъ и штабныхъ молодчикахъ. Мы знали, за что стояли и что отстаивали; не изъ-за чиновъ же вѣдь въ самомъ дѣлѣ и аксельбантовъ полегло тамъ все, что у насъ было лучшаго!…

Страстный морякъ заговорилъ въ Кемскомъ. Онъ вспомнилъ о "незабвенномъ Михаилѣ Петровичѣ", о ненавистныхъ Англичанахъ, "исконныхъ врагахъ русской морской силы", о корветѣ, которымъ онъ, Кемскій, командовалъ въ день Синопскаго боя, о добродушномъ героѣ Нахимовѣ, о слишкомъ мало вѣдомыхъ подвигахъ всей этой доблестной семьи людей, не пережившей своихъ "родныхъ корабликовъ", людей, для которыхъ такъ дорога была честь Россіи и о которыхъ "новая Россія", какъ выражался Кемскій, быть-можетъ слишкомъ скоро позабыла. Разсказъ спѣшилъ за разсказомъ и все оживленнѣе, все быстрѣе. Видно было, что онъ радъ былъ случаю высказать все то, что еще такъ живо кипѣло и негодовало въ его душѣ. И, слушая его, признаюсь, какъ и тогда, въ пору молодости нашей, что-то похожее на зависть шевельнулось во мнѣ, - да, на зависть къ этому увѣчному, полуживому человѣку, который умѣлъ еще такъ пламенно вѣрить, любить и негодовать. "Не въ безплодныхъ мечтаніяхъ прошла твоя жизнь, думалъ я, ты не отрицалъ, не гнушался, не бѣжалъ, и теперь еще, немощной и разбитый скиталецъ, ты и теперь еще счастливѣе многихъ!…

III

Время бѣжало между тѣмъ. Давно уже смолкла музыка, отъ времени до времени доносившаяся до насъ изъ долины вмѣстѣ съ мимолетными набѣгами теплаго ночнаго вѣтра, Мѣсяцъ заходилъ за дальніе отроги Вогезскихъ горъ. Темнѣло; кое-гдѣ лишь едва зримыми точками свѣтили догоравшіе фонари среди тѣнистыхъ аллей Бадена, да большія серебряныя звѣзды мигали надъ потускнѣвшими развалинами.

— Не пора-ли?… началъ было я — и не кончилъ. Надъ самою головой Кемскаго, мягко шурша и вѣя внезапнымъ холодомъ отъ испуганныхъ крылъ, скользнуло что-то въ окно и тутъ же безслѣдно пропало въ дальнемъ углу.

— Что это? вскрикнулъ онъ, вздрогнувъ.

— Запоздалая сова или летучая мышь. Пора намъ домой.

— Нѣтъ, это… это не то… Слышишь?

Онъ судорожно ухватилъ меня за руку.

— Что такое, что съ тобой?

— Тамъ, въ этомъ углу, куда пронеслось…. гдѣ исчезли…. эти крылья… Развѣ ты не слышишь? проговорилъ онъ шепотомъ, все также крѣпко сжимая мою руку своею холодною рукой.

Онъ былъ правъ. Тамъ, въ этомъ накипавшемъ сырыми пеленами мракѣ, поднимались откуда-то и тихо звенѣли какіе-то непонятные, воздушные и призрачные звуки. То слышалась одна, чистая какъ стекло, протяжная до истомы, надрывающая душу нота, то цѣлый рядъ нежданныхъ и едва уловимыхъ аккордовъ пробѣгалъ по невидимымъ струнамъ и исчезалъ мгновенно, какъ дымъ, уносимый вѣтромъ; будто какой-то тоскующій геній въ ночномъ безмолвіи тихо стоналъ о прошломъ надъ этими рыцарскими руинами…

— Это эолова арфа! сказалъ я первый, очнувшись и припоминая Минвану Жуковскаго, надъ которою я проливалъ такъ много слезъ въ дѣтствѣ.

— Пойдемъ отсюда! быстро проговорилъ Кемскій, срываясь съ мѣста и съ такою тревогой въ голосѣ, съ какою долженъ былъ сказать эти слова донъ-Жуанъ, уходя съ кладбища.

Я пошелъ за нимъ недоумѣвая. Почти ощупью, крѣпко придерживаясь въ стѣнѣ, спустились мы внизъ по крутымъ ступенькамъ ненадежныхъ лѣстницъ. У самаго выхода на платформу мы наткнулись на бодрствовавшаго еще кельнера; съ нимъ дѣлила ночные досуги какая-то женская особа, которая впрочемъ сочла долгомъ исчезнуть подъ темнымъ сводомъ входной башни, едва увидѣвъ насъ. Кельнеръ, съ свойственною званію его любезностью, объяснилъ на мой вопросъ, что дѣйствительно въ первомъ этажѣ замка устроены въ окнахъ эловы арфы и что онѣ, при тихомъ вѣтрѣ, особенно ночью, производятъ einen reizenden Effekt.

Но это объясненіе не успокоило нервнаго расположенія, въ которомъ находился мой пріятель. Онъ молча влѣзъ въколяску и тотчасъ же забился въ свой уголъ, надвинувъ шляпу на брови и судорожно завернувшись въ пледъ.

Давно ожидавшій насъ Kutscher пробормоталъ что-то, указывая на часы свои, подложилъ башмакъ подъ колесо коляски, и мы тихо стали спускаться съ горы, молча и почти въ совершенной темнотѣ.

— Неужели это Баденъ? заговорилъ Кемскій, когда на поворотѣ дороги блеснулъ предъ нами рядъ освѣщенныхъ оконъ.

— Die Groseherzogliche Residenz, объяснилъ ему кучеръ, указывая на нихъ бичомъ съ нѣкоторою торжественностію. — Баденъ ниже лежитъ.

— Ты не спишь, ***? обратился во мнѣ Кемскій.

— Нѣтъ, а что?

— Я удивилъ тебя тамъ, сейчасъ?

— Да какъ бы тебѣ сказать….

— Хорошъ герой, подумалъ ты, совы испугался, а? перебилъ онъ меня, засмѣявшись принужденнымъ смѣхомъ.

— Не то, а….

Онъ перебилъ меня опять.