Тито и товарищи

В тот же день, когда в Москве начались переговоры между Черчиллем и Сталиным, Тито телеграфировал Шубашичу и пригласил его вернуться на родину, чтобы сформировать общее правительство. На этот шаг он пошел после двух месяцев колебаний, поскольку только тогда почувствовал, что твердо стоит на ногах, к тому же он знал, что Советский Союз не одобрил бы дальнейшего ухудшения его отношений с Западом. С самого начала встал вопрос о том, какова будет роль короля Петра II при формировании нового правительства, ведь по закону именно он должен был назначить премьера. Но Тито, которому, несомненно, и полагалась эта должность, не был готов принять ее из его рук. В конце концов, по совету Влатко Велебита, выход из тупика нашли, опираясь на практику, применявшуюся в недавний период до совершеннолетия короля: приняли решение о назначении регентов, которым король передаст свои полномочия на то время, пока он остается за границей. После долгих переговоров 1 ноября 1944 г. Тито подписал новое соглашение с Шубашичем, по которому предполагалось назначить регентский совет, состоящий из трех членов, причем двух из них король должен был утвердить по предложению Национального комитета АВНОЮ. Это решение, вместе с обещанием, что в Югославии будет политический плюрализм, должно было обеспечить новому правительству международное признание, в котором оно очень нуждалось, ведь победа была уже на пороге[827]. Когда договоренность была достигнута, следовало получить согласие короля и союзнических сил, что оказалось не так-то просто, ведь отношения между Белградом и Лондоном к концу 1944 г. заметно ухудшились. Соглашение Тито – Шубашича, нанесшее дополнительный удар по монархии, не понравилось и Советскому Союзу, опасавшемуся негативной реакции британцев. Чтобы успокоить Черчилля, Тито и Шубашича пригласили в Москву в надежде, что удастся склонить чашу весов в сторону короля Петра II[828]

. Маршал из осторожности отказался от приглашения, потому что ожидал, что Сталин всеми силами постарается убедить его в правильности своей политики, и послал в советскую столицу с Шубашичем Эдварда Карделя. Последнему пришлось выслушать от разъяренного хозяина много горьких слов – Сталин пренебрежительно говорил о партизанской армии, критиковал пятиконечные звезды и красные флаги, твердил, что югославы «не слушают наших инструкторов», требовал хотя бы временного возвращения короля на престол. Несмотря на это, Тито непоколебимо продолжал осуществлять «большевизацию» Югославии[829]

. Дома он чувствовал себя невероятно сильным. «В конце войны, – говорил он впоследствии, – мы имели огромную материальную базу революции, классовые враги и моргнуть не смели. <…> И это только потому, что у революции была огромная база, какой до тех пор не было нигде в мире» [830]. И поэтому он не собирался принять соглашение Черчилля и Сталина о разделе сфер влияния в Югославии по формуле «пятьдесят на пятьдесят». Сталин, рассказавший об этом соглашении Карделю и Шубашичу, при этом добавил: «Это значит, что мы в Югославии ничего не можем без них, а они без нас». «Для нас это стало просто дополнительным напоминанием о том, – комментировал Кардель – что мы должны независимо принимать свои решения»[831]

.

* * *

Тем временем британцы снова выдвинули план военной высадки на Балканском полуострове, которому Черчилль уже два года уделял большое внимание, хотя и не добился успеха. И в этот раз все планы остались только на словах, которые, впрочем, очень обеспокоили югославских вождей, тем более что английские отряды, посланные в начале октября в Грецию, 3 декабря с оружием в руках выступили против коммунистов-партизан, чтобы обеспечить возвращение короля Георга на престол в Афинах. В отличие от Сталина, проводившего чрезвычайно осторожную политику, Тито призывал греческих «левых» упорно сражаться и обещал им военную помощь[832]

. Кровавые события в Афинах укрепили в Белграде подозрение, что Черчилль собирается нанести подобный удар и в Югославии, так же как империалисты после Первой мировой войны пытались подавить большевистскую революцию в России[833]. Однако Тито опасался и греческого ирредентизма, так как в то время появилась географическая карта «Великой Греции», в которую были включены почти вся Албания и вся Вардарская Македония[834].