Тито и товарищи

Филиппов (псевдоним Сталина) немедленно ответил в своей грубой манере, что не согласен с этими аргументами, что вынудило Тито в тот же день, 15 марта 1945 г., созвать заседание Политбюро. Лишь после того, как оно в особом заявлении признало свою ошибку и объяснило вышеупомянутую декларацию «оппортунистическими опасениями обострения отношений с Великобританией и США», он немного успокоился. В посланном ему письме Тито и товарищи посыпали голову пеплом и обещали, что впредь будут советоваться с советским правительством по всем вопросам, поскольку убеждены, что для Югославии существует лишь одна возможность – «идти с Советским Союзом и под его руководством»[843]. Несмотря на эти униженные заверения, долго ждать следующего инцидента не пришлось. Тито устроил официальный обед в честь послов СССР, Великобритании и США, аккредитованных в Белграде, и на почетное место посадил посла Великобритании, хотя представитель Сталина И. В. Садчиков прибыл в Югославию раньше, чем он. А значит, по протоколу должен был иметь приоритет. И снова из Кремля пришел резкий протест

[844].

Об этом закулисном конфликте Черчилль не подозревал. Будучи убежден, что проиграл в Югославии, он решил приспособить свою политику к сложившейся ситуации. В ноте, посланной Идену 11 марта 1945 г., он написал, что отныне оставит Тито вариться в его балканской каше, сделает ставку на Италию и постарается спасти ее от «коммунистической чумы» [845]

. При этом он думал о сильной коммунистической партии в северной Италии и об опасности ее совместного революционного выступления с КПЮ. Исходя из этого небезосновательного подозрения, он с большим беспокойством воспринимал территориальные требования новой Югославии, касающиеся Юлийской Крайны, включая Триест, где ОФ уже начиная с 1942 г. развернул сильное движение сопротивления. Он всё больше убеждался в том, что необходимо предотвратить налаживание непосредственных контактов между итальянскими и югославскими партизанами в этом регионе[846].

В то время как уже начала вырисовываться угроза серьезного конфликта с западными союзниками, да и отношения югославов с Москвой были далеки от идиллии, главная часть партизанской армии продолжала сражаться с отрядами генерала Лёра, отчаянно пытавшимися пробиться к австрийской границе и сдаться там британцам. В южной Каринтии последние сражения произошли, когда во всей остальной Европе уже неделю царил мир. 15 мая 1945 г. III армия под командованием генерала Косты Надя захватила 30 тыс. бойцов, среди них 20 усташских генералов и предводителей черногорских четников и 20 тыс. гражданских беженцев[847].

Освободительная война закончилась, но гражданская война бушевала по всей Югославии еще годы, до полной ликвидации всякого сопротивления победившему коммунистическому режиму[848]

. Но даже когда его противников к 1947 г. в основном уничтожили, продолжала тлеть этническая вражда между народами, зародившаяся в предвоенный период и крайне обострившаяся во время войны. И это несмотря на пропаганду победителей, провозглашавшую мистическое единство нового общества: «Мы – Титовы, Тито – наш». Соответствовала действительности, конечно, главным образом, первая половина этого лозунга, учитывая, что Тито располагал мощной армией, обеспечивавшей ему контроль над всей страной. Если принять на веру сведения генерала Илии Радаковича, силы народно-освободительной армии и партизанских отрядов стремительно росли. В 1941 г. в них насчитывалось 80 тыс., в 1943 – 300 тыс., а в 1945 – уже 800 тыс. бойцов[849]. Югославскую армию, которую после войны стали формировать по образцу Красной армии, ревниво опекал Тито: до самой смерти он держал ее под своим контролем и никому не позволял вмешиваться в ее организационные структуры [850].

Победа