Тлеющие осколки разбитых надежд

— Ах… Это вы, Болконский, — с какой-то грустью, но в то же время с облегчением, произнесла она, заметив его.

— Здравствуйте, Дарья, — князь Андрей взглянул на неё, её обычно бледные щёки были какие-то совсем белые, а глаза печальны как тогда, когда он первый раз увидел её. — Вы очень бледны, у вас всё хорошо?

— Чувствую себя не очень хорошо.

— Надеюсь, ничего серьёзного? — с нескрываемым беспокойством, спросил князь Андрей.

— Нет, ничего, я просто не выспалась.

— Признаться, я этой ночью тоже весьма плохо спал… Вас тоже разбудили эти крики?

— Увы, это так, — Дарья подняла на него свои тёмно-карие глаза и тихо, небывало мягко, несмотря на грубость, что от природы была в её голосе, произнесла: — Вы мне не поверите, но я так рада вас видеть сейчас.

— Отчего же не поверить? Я вам верю, я тоже очень рад вас видеть.

— Хорошо, князь Андрей, — Кибакова слабо улыбнулась.

— Это вы потеряли во время прогулки, — князь Андрей достал её белый ситцевый платок и протянул ей.

— А я-то обыскалась его, уж думала, взял кто. Спасибо вам, Андрей, — она осторожно взяла платок, касаясь рук Болконского, что были в белых перчатках, своими, которые, также, как его руки, были вновь прикрыты.

— Не стоит благодарности.

— Вы надолго здесь?

— Нет, я еду домой, в Богучарово, уезжаю уже сегодня. А вы?

— Я тоже отправляюсь сегодня, — Дарья оглянулась по сторонам. — Надеюсь, нас никто не увидел, а то, ежели Софья Кирилловна увидит, такие сплетни поползут…

— Мне уже пора. До свидания, княжна Дарья.

— До свидания, Андрей.

Князь Андрей прошёл внутрь дома.

— Бесстыдница! — послышался сзади голос графини Софьи.

Дарья обернулась назад и вопросительно взглянула на тётушку.

— С каких пор, графиня?

— Qu'avez-vous pensé faire[18]? — произнесла графиня на весьма ломаном французском, да так, что даже было трудно разобрать, что же она пыталась сказать.

— Так, а давайте по-русски, — ответила княжна, намеренно растягивая «так».

— Как желаешь, я-то по-культурному хотела, как брат твой Михаил, — Литвинова подошла к княжне ближе. — Ты думаешь, я не знаю о твоих бессовестных делишках? Наслышана я, как ты на бале у брата танцевала с этим Болконским.

— И с каких же это пор вас волнует моя личная жизнь? — Дарья, как и обычно, внешне сохраняла спокойствие и говорила очень расслабленно.

— С тех самых, что я не допущу в своём доме такого позора, слышала я вчера твои грязные откровения об этом Болконском, ещё и кому? Какой-то жалкой прислуге!

— И чего же в этом позорного?

— Да то, что замуж тебе надо, а ты занимаешься ни пойми чем. Нет, дабы как все девушки на бал пойти, познакомиться с кем-нибудь, так она вот что творит.

— А чем же вам не угодил Андрей Николаевич?

— Да он же весь в своего отца, такой же желчный и надменный, да ещё и вдовец, и с ребёнком!

— А, из-за его отца, значит? Но вы ведь и моего отца ненавидили, оттого сейчас ненавидите меня, скажете не так?

Графиня поморщилась и, вскинув голову, недовольно и тихо, будто сама себе, проговорила:

— Кто ж знал, что ты в отца своего пойдёшь…

— Что вы сказали?

— Я тебе добра желаю, хороший жених тебе нужен.

— А знаете, что нужно вам, Софья Кирилловна? Не совать свой нос в чужие дела и оставить меня в покое, ибо вы мне никто! А обо всём этом, хоть всей Москве рассказывайте, мне никакого дела до этого нет, — княжна Дарья уже хотела идти, но вспомнила, что не уточнила ещё кое-что: — И да, в свои двадцать девять, я до сих пор невинна и никем не тронута, ибо помню о дворянской чести, в отличие от некоторых «культурных» как мой брат, и не позволю никому до свадьбы прикасаться к себе, — далее она, не обращая внимания на последующие слова тётушки, прошла мимо неё внутрь поместья.

Часть I. Глава V.

***

Конец мая. Дело было уже к закату, около восьми часов. День был жарким, но вечером появился свежий лёгкий ветерок, отчего стало приятно прохладно.

Княжна Дарья, как, впрочем, и всегда, в одиночестве, сидела на балконе своего имения, она читала книгу. Сейчас в её доме проездом был её брат — князь Михаил, вместе с женою и тремя детьми, и, также проездом, их кузен — Павел Литвинов.

Одиночество своей барышни нарушила крепостная крестьянка по имени Катерина — милая девушка двадцати семи лет, весьма высокого роста, намного выше княжны, с короткими прямыми светло-русыми волосами и голубыми, словно ясное небо, глазами.

— Ваше сиятельство, к вам приехал один князь… Он просит, дабы вы приняли его, — произнесла она.

— Давно такого не было… — тихо проговорила княжна в ответ, не отрываясь от книги. — Кто таков?

— Он просил не называть его имени.

— Тогда пущай со своими глупостями идёт на все четыре стороны, — она, отложив чтение, пристально взглянула на служанку и, гораздо громче и грубее, добавила: — Вот прямо так и передай!

— Князь очень просил, дабы вы приняли его, пожалуйста, Дарья Алексеевна, — жалобно заговорила крестьянка. — Я думаю, этот человек с добрыми намерениями, сами поймёте, когда увидите, кто он. Я прошу вас, моя княжна.