То, что растет

Микроавтобус подъезжает. Мальчик не уходит со своего места, и микроавтобус останавливается посередине улицы. Такси и машины лениво сигналят и объезжают его. Члены Общества выходят из микроавтобуса. Они выглядят старше. Как они могли так сильно повзрослеть за два месяца? Но они все еще дети, и мы не должны об этом забывать. А еще один ребенок – малыш, который сидел на углу, – встает и бросает стеклянную бутылку в микроавтобус. Бутылка разбивается на множество сверкающих осколков. Это почти что красиво. Микроавтобус не останавливается и, покачиваясь, как пьяный, продолжает двигаться по установленному маршруту. Я по-прежнему сижу на лестнице на крыльце моего дома и ничего не предпринимаю. Еще не время. Слишком рано. Я вижу все, что мне нужно, и этого пока достаточно. Члены Общества ничего не говорят мальчику, а мальчик ничего не говорит им, и вместе они идут к переулку, который напоминает зев. В этом есть что-то символичное, не правда ли? Они стоят и смотрят, и не происходит ничего особенного, по крайней мере я ничего такого не вижу. Время не замедляется, город не перестает жить своей жизнью.

Члены Общества, как всегда, быстро уходят, но они вернутся. Мальчик остается там. Он садится прямо на тротуар и сейчас напоминает точку посреди предложения. Когда мы проходим мимо (потому что у нас есть дела, жизнь в городе идет своим чередом, как я и сказал), он не двигается с места, и мы вынуждены обходить его. Я прохожу мимо него три раза и все время говорю ему, чтобы он возвращался домой, забыл обо всем и пообедал. Он ничего не отвечает. Мальчик маленький и худой, его руки и ноги, как лапки у щенка. Я покупаю ему протеиновый коктейль в спорт-баре. Это не полноценный обед, но лучше, чем ничего. К моему удивлению, мальчик берет коктейль и выпивает его. Он говорит мне резким голосом (все еще тоненьким и слабым, и это окончательно разбивает наши и без того измученные сердца), что он брат К.Г. (как же мы сразу не догадались). Он просит меня вернуться на свое крыльцо. Я отвечаю ему, что вернусь позже.

Я смотрю, как он ждет членов Общества, а между тем на улицах загораются фонари, и температура начинает быстро понижаться, едва солнце скрывается за крышами домов. Часы идут, и я продолжаю наблюдать. Ни на что не отвлекаясь. Остальные проходят мимо мальчика по переулку, как будто здесь ничего и не ожидается в скором времени, как будто мы и не следим за ним.

Позже появляются члены Общества монструозности, они приходят по очереди, с разных сторон. Мальчик не встает с тротуара, пока не показываются все четверо.

Я кричу на них. Ведь только так я смогу их остановить, правда? Какой же я идиот, если думаю, что в состоянии предотвратить то, что сейчас совершится! Члены Общества не обращают внимания на мои возмущенные крики с крыльца дома. Они входят в переулок по одному, двигаясь как единая процессия. Я вскакиваю со ступеней и бегу (я хромаю на одну ногу и это, скорее, не бег, а быстрая ходьба), мне нужно успеть остановить мальчика, пока он не вошел в переулок. Он еще слишком юный (а если бы ему было на два года, на пять или десять лет больше, это изменило бы что-то?). Все это для него – слишком во всех смыслах слова. Это неправильно. Монстр достал нас, и да, мы верим, что монстр существует, и всегда в это верили.

Город по-прежнему живет своей жизнью. И жизнь в нем не остановится ради всего этого или ради нас; она никогда не останавливалась, и так будет всегда. Я не знаю, как у меня это получается, я и не думал, что могу так быстро бегать, однако я добираюсь до переулка раньше брата К.Г. Я хватаю его за рубашку, за воротник сзади, он кричит и бьет меня по рукам. Он пытается вырваться, но для этого ему приходится попятиться назад и выйти из переулка. Я не особо быстрый, сильный или крутой, по крайней мере, не такой крутой, как раньше, но я достаточно большой, чтобы преградить ему вход в переулок. Брат К. Г. теперь кричит во всю глотку и пытается прошмыгнуть мимо меня, пролезть у меня под ногами, но я не позволяю ему сделать это. Он орет на меня. Я говорю ему тихим голосом, чтобы шел домой. Он не сдается, я начинаю уставать. Я дышу тяжело, в груди чувствуется резкая боль, как будто туда воткнули маленький нож. Он с разбегу врезается мне в живот плечом, но я толкаю его в ответ, наверное, сильнее, чем следовало, и он отлетает назад и падает на задницу. Я говорю ему: «Пожалуйста». Может быть, моя просьба подействует на него. А может, он просто сдастся. Я не знаю. Я не уверен, что он уйдет, поэтому, пользуясь его замешательством, поворачиваюсь и сам бегу в переулок. Ведь только один из нас может туда войти, правда? Таково правило.

Переулок по-прежнему выглядит совершенно обычным. Так и есть. Контейнеры и мусорные баки, раскрашенные разноцветной краской из баллончиков. Черные скелеты пожарных лестниц свисают со стен домов. Там нет никаких монстров.