То, что вы хотели

– Плохо будет, Айван, – на ходу, еще не дойдя до стула, прошипел он, – плохо и печально… Из тюрьмы тебя не выпустят, более того, перевезут в специальную тюрьму, и скорее всего не в США. Ну, про Гуантанамо на Кубе все слыхали, но есть места и похуже, о которых никто даже не подозревает. Там-то тебя и выпотрошат, причем быстро и до основания. Поверь, Айван, у них там такие методы… прямо скажем… ну очень убедительные. А потом ты сядешь, надолго сядешь, уж мы придумаем, за что… Sekretex мы все равно уничтожим, так что если ты и выйдешь когда-нибудь из тюрьмы, то лишь больным и нищим стариком. Вот что будет. Я понятно объяснил для гения или попроще разжевать?

Ну все, игры пора было заканчивать, “Недетский мир” – он и есть “Недетский мир”, хоть в Африке, хоть в России, хоть в Калифорнии… Единственное, что умеют – кошмарить, убивать, унижать да в грязь втаптывать…

– А знаете что, – сказал я, издевательски улыбнувшись, – пугали меня уже, и пострашнее вас упыри пугали. Поэтому не пошли бы вы на хер, дорогие вурдалаки, не буду я вам ничего подписывать и записывать. Сами как хотите, так и разбирайтесь. Со мной и с миллионами, стоящими на площади. Разберетесь – молодцы, но что-то сомневаюсь я, что разберетесь…

– А я говорил! – сорвавшись на визг и повернувшись к губернатору, заорал начальник местной тайной полиции. – Говорил, что ничего не получится! Он наглый упертый баран, как все эти долбаные русские! Бандит из бандитской страны, специально к нам засланный! Но знай, падла, – обратился он ко мне, – если сегодня прольется хоть капля крови американских граждан, хоть одна капля, ты и твоя потаскушка болгарская не в тюрьму у меня сядете, нет, суки, даже не надейтесь! Вы у меня на электрический стул прямиком приземлитесь! Сначала я буду долго жарить вас на медленном огне, а потом убью и скормлю собакам. И никакой закон мне не помеха. Мы умеем это делать с врагами государства! А ты нам враг! Понял?! Если хоть одна капля…

– Да понял я, понял, – насмешливо ответил я, – вот только кровь американских граждан в основном проливают упыри вроде тебя и твоего самодовольного рыжего президента. А я не проливал и не собираюсь, так что оревуар, ублюдок, не желаю я с тобой разговаривать…

Я сознательно его провоцировал. Предстать перед мировой общественностью с бланшем под глазом от вурдалака из спецслужб – это половина победы. Но не вышло, к сожалению, – представитель местного “Недетского мира” только клацнул по-волчьи зубами, сделал знак, и меня, мгновенно подняв под локотки, быстро поволокли прочь из комнаты в длинный и такой же, как комната, блеклый коридор со множеством дверей. Через несколько секунд одна из них приоткрылась, и я сквозь щелку увидел огромный обшитый дубовыми панелями зал. Он был забит до отказа. Люди сидели на скамьях, стояли в проходах и вдоль стен… не меньше тысячи человек, а возможно, и больше. Я смотрел на первые ряды, пытаясь разыскать глазами Линду, но ее нигде не было. Меня охватила паника, но тут я наконец увидел своих адвокатов и слегка успокоился. Рядом с ними сидела Линда. Когда я ее заметил, то вдруг твердо поверил, что все будет хорошо, и успокоился окончательно.

Глава четырнадцатая

Судный день

Двери внезапно распахнулись, и меня оглушили звуки. Свист, хлопки, ругань, крики поддержки – все это сливалось в гнусавый угрожающий вой. Бу-бу-бу, бу-бу-бу, словно мне, малышу, взрослый и строгий дядя грозил пальцем. Бу-бу-бу, нельзя так делать, плохой мальчик, плохой… Я с трудом преодолевал показавшиеся мне бесконечными двадцать метров до стола, за которым расположились адвокаты и Линда. Я пытался сдержать свои эмоции, и каким-то чудом мне это удавалось. Я слышал крики и улюлюканье и видел ее лицо. А в нем свое. А в своем снова ее, и опять, и снова, и так до бесконечности. Не знаю, как описать… Мы все друг про друга понимали. Не только силу и любовь. Боль и слабость. Злость, раздражение. Страх. И все равно любовь, любовь, любовь… Она злилась на меня, считала идиотом, убить была готова. Я это видел. Но и жизнь за меня отдала бы, не задумываясь. И это я видел. А я… Я со всем соглашался, все признавал, но и гордился одновременно, великим себя считал, пугался сразу своего величия, впадал в ничтожество. Ничтожен я, без нее ничтожен. “Только не уходи, не бросай меня в этом злом враждебном мире, пожалуйста!” А она: “Ну куда, куда я уйду от тебя, дурака, люблю же…” – “И я тебя люблю”. – “И я”. – “И я”. – “И я”…

Когда я наконец дошел до стола с защитниками и сел на свое место, разговаривать нам с Линдой было не о чем. Поговорили уже… Она только спросила:

– Ты согласился?

– На компромисс? – уточнил я.

– Да.

– Он невозможен.

Она вопросительно посмотрела на меня. Я не знал, могу ли говорить открыто, почти наверняка в стол была вмонтирована прослушка, поэтому выразился обтекаемо:

– Я не могу назад… Просто не могу. Да и потом – обманут они в любом случае. Не о чем жалеть.

Линда меня поняла. В ее глазах опять мелькнуло “дурак”. И злость еще. Но все сразу погасло. Не время, не место…