Однако же в силу исторических и психологических причин обычные отношения между анархизмом и религией представляли собой сильный взаимный антагонизм. Эмма Гольдман могла писать: «Анархизм, таким образом, стоит за освобождение человеческого ума от владычества религии, за освобождение человеческого тела от владычества собственности, за освобождение от оков и стеснений правительства»2
. Анархизм впервые был систематически изложен Уильямом Годвином (тогда ещё атеистом) на пике Эпохи Рационализма3. Анархизм может рассматриваться – и действительно рассматривался анархистами и их противниками – как наиболее радикальное выражение целей Просвещения – таких как разум, наука, личная свобода, свобода слова, религиозная терпимость, братство (так анархисты называли солидарность) и упразднение привилегий. Организованная религия исторически была непримиримо враждебна анархизму и потому «…в теории анархизма Церковь как организация предаётся такой же анафеме, как и Государство»4. Организованное христианство оказывало безоговорочную поддержку политическим, экономическим и гендерным иерархиям. К концу XIX века такие анархисты, как Кропоткин, взяли себе лозунг «Ни богов, ни господ»5. Бакунин цветасто писал в одном из самых лучших своих заявлений: «Я перевёртываю афоризм Вольтера и говорю:Существует психологическое напряжение между религией и анархизмом, так как религия – в особенности христианство – фокусируется на вере, повиновении и жертве. Анархизм же – на свободе мысли, сопротивлении власти и просвещённом себялюбии. Даже сейчас левые психологически слишком часто скорее христиане, чем светские7
, это касается и анархо-левых. Классические анархисты, такие как Прудон, Бакунин и Кропоткин8, нередко сочетали неистовый атеизм и антиклерикализм с вдохновлённой христианством моралью жертвенности и патриархальностью. Уже существовала и анархистская критика Максом Штирнером такого рода когнитивного диссонанса9. Её возобновили современные анархистские авторы, в том числе и я сам10.Многие современные анархисты продолжают держаться за свои старомодные вольнодумство и антиклерикализм, но часто уже с меньшей страстностью, поскольку религия теперь не такой сильный враг, каким она была когда-то11
. Те же, кто продолжает оставаться активными противниками религий, склонны подчёркивать не столько поддержку религией капитализма и государства, сколько её мораль пассивности и сервильности, то, что Ницше называл моралью рабов. Но и в этом нет ничего нового. Об этом аспекте религии говорили, наряду с прочими, Макс Штирнер и Эмма Гольдман12. Слишком моралистические аргументы в пользу анархизма теперь уже далеко не так распространены13. Для консерваторов – анархо-левых – светская, гуманистическая, универсальная мораль представляется объективной реальностью, а анархисты (таковыми они считают только себя) – безупречнейшими из моралистов, так же как ещё и наисоциалистичнейшими из социалистов и наидемократичнейшими из демократов. Противоположная позиция состоит в том, что анархизм – нечто изначально оригинальное. Неприятие капитализма будет неполным без неприятия государства. Неприятие государства неполно без неприятия религии. Неприятие религии неполно без неприятия морали14. Главное не в том, каким правилам следовать, но скорее, как жить. Вот отрывок из Хакима Бея:Анархизм мёртв, да здравствует анархия! Нам больше не нужен багаж революционного мазохизма или идеалистического самопожертвования – не нужна фригидность индивидуализма