Только раз бывают в жизни встречи

Фрейлина герцогини, замужняя, тридцатитрёхлетняя дама, многодетная мать баронесса фон Штейн. Был ли Гёте для неё взрослым ребёнком или всё же был любовником? Или совмещал обе ипостаси? Об этом не прекратили спорить до сих пор. Бесспорным является то, что видавшая виды придворная дама прибывшего новобранца преобразила. Мама Шарлотта отесала буйного, развесёлого молодца и превратила его в величавого вельможу. Примерно так папа Карло выстругал из бревна Буратино.

Литературовед Георг Брандес89 посвятил нашим влюблённым этюд, в котором написал об опекунше молодого Гёте следующее: «Она всё сглаживала, смягчала, была успокоительницей, ангелом-хранителем его жизни, сестрой высшего порядка».

Третий участник любовного-воспитательного треугольника – муж баронессы, шталмейстер фон Штейн дома бывал не чаще раза в неделю ввиду особенностей службы. А свято место пусто не бывает… Чем дольше читаешь письма Гёте той поры, тем меньше верится в платонические отношения между молодым темпераментным мужчиной и ещё не старой, соблазнительной женщиной.

На счастье письма «сохранились, я их имею, вот они»:90

«Твоя любовь – как утренняя и вечерняя звезда: она заходит после солнца и встаёт до солнца. Словно полярная звезда, что, никогда не заходя, сплетает над нашими головами вечно-живой венок. Я молю бога, чтобы они не заставили её померкнуть на моём жизненном пути. Первый весенний дождь может помешать нашей прогулке. Растения он заставит распуститься, чтобы вскоре мы порадовались явлению первой зелени. Мы никогда ещё вместе не переживали такой чудной весны, пусть у неё не будет осени. Прости! Я спрошу около 12 часов, что будет. Прощай, лучшая, любимая.

«Рано, не до рассвета, но всё же с рассветом, совершал я моё первое паломничество. Под твоими окнами поклонился тебе, и пошёл к твоему камню. Теперь это единственное светлое место в моём саду. Чистые небесные слёзы падали на него; надеюсь, что в этом нет дурного предзнаменования. Я прошёл мимо моего покинутого домика, как Мелузина, мимо своего жилища, в которое ей не суждено было вернуться, и думал о прошлом, в котором ничего не понимаю, и о будущем, которого не знаю. Как много потерял я, когда должен был покинуть это тихое убежище! То была вторая нить, державшая меня, теперь я вишу только на тебе и, благодарение Господу, эта нить – крепчайшая. Последние дни я просматриваю письма, писанные мне, за последние десять лет, и всё меньше и меньше понимаю, кто я, и что мне делать.

Будь со мной, дорогая Лотта, ты – мой якорь среди этих подводных камней… Прощай, сладкая грёза моей жизни, успокоительный напиток для моих страданий. Завтра у меня чай. Сообщи мне, свой день».

Мелузина – фея из кельтских легенд, дух свежей воды в святых источниках, «свой день» – по всей вероятности день, когда возлюбленная может принять поэта (предположительно – в объятия). Что касается «у меня чай», то, скорее всего, Гёте был приглашён на чай к герцогу. Сообщать про чаепитие у себя дома – глупо. А ещё глупо пытаться воскрешать прошлое и предвосхищать будущее вместо того, чтобы полно проживать преходящий момент. Ну да в этом ошибка всех молодых людей.

Наполеон.

Поясню, почему после Гёте – Наполеон.

Наводящий ужас на правителей Европы Бонапарт один раз прочёл и шесть раз перечитывал сентиментальные «Страдания молодого Вертера». Эта книга была с ним в египетском походе. Во время Эрфуртского конгресса91

император удостоил Гёте аудиенции, наградил орденом Почётного легиона, а когда великий немец уходил, великий француз обронил Талейрану своё знаменитое: «Vous etes un homme!» («Вот это человек!») Сказал вроде бы своему министру, но так, чтобы услышали многие. Наполеон любил говаривать, мол, бываю в зависимости от обстоятельств то львом, то лисой. Вдогонку Гёте императору угодно было поиграть в лисичку.

Теперь о женщине, которая заставила страдать грозного Бонапарта.

Это – Жозефина де Богарне, вдова, мать двоих детей от первого брака, женщина нестрогого поведения и к тому же старше Наполеона на шесть лет. Будь я НАПОЛЕОНОМ, понятное дело не пирожным, не коньяком, но ИМПЕРАТОРОМ, ни за какие пирожные с коньяком близко не подошёл бы к такой вдове. Но сердце – не солдат. Не капрал. Не фельдфебель. Ему не прикажешь…

Читая письма Наполеона к Жозефине, мы видим всемогущего и овеянного славой человека зависимым, ранимым, неуверенным, вынужденным добиваться любви, хотя ему, казалось бы, достаточно пальцем пошевелить…

«Моя единственная Жозефина – вдали от тебя весь мир кажется мне пустыней, в которой я один… Ты овладела больше чем всей моей душой. Ты – единственный мой помысел; когда мне опостылевают докучные существа, называемые людьми, когда я готов проклясть жизнь, – тогда опускаю я руку на сердце: там покоится твое изображение; я смотрю на него, любовь для меня абсолютное счастье… Какими чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни…