Только раз бывают в жизни встречи

Объясню, почему после Александра Сергеевича – Иван Сергеевич. Он – отъявленный пушкиновед. Именно к нему обратилась дочь Пушкина – Наталья Меренберг95 с просьбой подготовить к печати письма отца, адресованные матери, Н.Н. Гончаровой-Пушкиной.

Польщённый Тургенев писал: «Я считаю избрание меня дочерью Пушкина в издатели этих писем одним из почетнейших фактов моей литературной карьеры. Быть может, до некоторой степени заслужил это доверие моим глубоким благоговением перед памятью ее родителя, учеником которого я считал себя с «младых ногтей» и считаю до сих пор…».

Поведаю Вам о «чудном мгновенье» Тургенева, которое длилось сорок лет… Осень 1843 года. В Петербурге гастролировала Итальянская опера, и столичный бомонд потянулся к Мельпомене. В «Севильском цирюльнике» плутовку Розину пела французская певица испанского происхождения, молодая и страстная – Полина Виардо96. Как и отцу принца датского, яд был влит русскому барину в уши…

О том, что случилось далее, читаем у Василия Розанова:97«Чувство Тургенева вспыхнуло к лицу, глазам, волосам, голосу, манерам, улыбке, фигуре, корпусу, к крови и нервам… к цвету и запаху её».

За последующие, освещённые и освящённые этой любовью, годы жизни Иван Сергеевич написал идолу своему около пятисот писем, и о любви, и о том, о сём. Но в каждом его письме живёт обожание, то явно, то подспудно, то зримо, то незримо.

«Я ходил сегодня взглянуть на дом, где впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, – помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам…Мне приятно ощущать в себе после семи лет всё то же глубокое, истинное, неизменное чувство, посвящённое вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, – то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово… Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк… а теперь позвольте мне упасть к вашим ногам».

«Я не могу жить вдали от вас, я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею. День, когда мне не светили ваши глаза, – день потерянный».

«Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, lieb ste, beste Frau, как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? Нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьёй; я счастлив тем, что пользуюсь вашей симпатией, и грустен оттого, что так далёк от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!»

«Ах! милостивая государыня, сколь хороши длинные письма! (как, например, то, что вы только что написали вашей матушке). С каким удовольствием начинаешь их читать! Словно входишь среди лета в длинную, очень зеленую и прохладную аллею. Ах! говоришь себе, как здесь хорошо; и идешь небольшими шагами, слушаешь птичье щебетанье. Вы щебечете гораздо лучше их, милостивая государыня. Продолжайте, пожалуйста, в том же духе; знайте, что вы никогда не найдете более внимательных и более благодарных читателей. Представляете ли вы себе вашу матушку у камина в то время, как я по её просьбе читаю ей вслух ваше письмо, которое она имела уже возможность почти выучить наизусть?»

«Господи! Как я был счастлив, когда читал Вам отрывки из своего романа. Я буду теперь много писать, исключительно для того, чтобы доставить себе это счастие. Впечатление, производимое на Вас моим чтением, находило в моей душе стократный отклик, подобно горному эхо и это была не исключительно авторская радость».

Серкидон, заметили какая странная несоразмерность произошла у нас? Пушкин подан скромно, а Тургенев – богато. В полном соответствии с материальным положением писателей. Можно подумать, Иван Сергеевич нашёл возможность приплатить мне, дабы я осветил его поцветастее… Клянусь, Серкидон, ни копейки не брал.

Дело вот в чём: в первом случае имеем дело с кратковременной интрижкой, во втором – с чувством высоким, глубоким, длинной в четыре десятка лет, шириной во всю Европу.

Порывистый Пушкин преследовал одну «похвальную» цель – соблазнить чужую жену. Не получилось – ну и ладно. Основательный Тургенев делами амурными не ограничивался, он писал либретто комических опер для мадам Виардо, приглашал на охоту и охотился с мужем певицы, читал письма матери, заботился о её дочерях (Луиза, Клоди, Марианна), вкладывал в семейство Виардо значительные суммы денег.