Только сегодня

Да охранят нас ангелы господни! —Блаженный ты или проклятый дух,Овеян небом иль геенной дышишь,Злых или добрых умыслов исполнен, —Твой образ так загадочен, что яК тебе взываю: Гамлет, повелитель,

Отец; державный Датчанин, ответь мне!

Никто из нас не шелохнулся. Мы были в восторге, целиком во власти Пэдди, прикованные к своим стульям.

Не дай сгореть в неведеньи; скажи,Зачем твои схороненные костиРаздрали саван свой; зачем гробница,В которой был ты мирно упокоен,Разъяв свой тяжкий мраморный оскал,

Тебя извергла вновь! Что это значит,Что ты, бездушный труп, во всем железеВступаешь вновь в мерцание луны,Ночь исказив; и нам, шутам природы,Так жутко потрясаешь естествоМечтой, для наших душ недостижимой?

Скажи: зачем? К чему? И что нам делать?[27]

Вдруг Мила вскрикнула. У меня перехватило дыхание. Я схватила Генри за руку. В дверях кухни за спиной Пэдди появился мужчина: высокий, грозный, со зловещей улыбкой на губах.

– Не обращайте на меня внимания. Я не ожидал, что я помешаю выступлению. Пожалуйста, пожалуйста, продолжайте, – послышался голос дяди Лохлана.

14

Никто не знал, когда Лохлан уедет. И хотя большую часть времени, порой с полудня до глубокого вечера, он проводил в Альбионе, в его отсутствие мы все пребывали в постоянном страхе, ожидая его пьяного возвращения. Вот он, сгорбившись, как огромный паук, с утренней газетой «Телеграф», разложенной на кухонном столе; а вот дремлет на диване в гостиной, разинув рот; или вот – откинувшись на спинку садового стула на террасе перед домом, он притаился, как злобный сторож, готовый перехватить кого-нибудь из нас на пути с пляжа. Обеды и ужины стали недолгими и напряженными: Найл задавал дяде Лохлану вежливые вопросы об истории дома, а рассказчик пускался в разглагольствования и параллельно истреблял наши запасы вина. Однажды в субботу Лохлан возомнил себя знающим садовником, и мы все вынуждены были сидеть в доме, как пленники. Утренние прогулки Дила становились все продолжительнее, так как он поставил себе амбициозную цель – исследовать коварную линию побережья вплоть до следующего городка и обратно. Найл проводил все больше и больше времени в Лондоне, Мила часто ездила с ним, а Джесс, которая почти не отрывалась от своего ноутбука, стала поговаривать о возвращении в город. Частная инвестиционная компания, где работал Генри, еще со смерти Марлы снисходительно относилась к его рабочему графику, но он уже тоже чувствовал, что срок нашего безделья истекает. Да и я сама, обнаружив, что не могу написать ни строчки, когда Лохлан в доме, отправлялась в лес и убивала пару часов среди цветков альпийского чародея, устроившись на пледе с ручкой и блокнотом в руках. Здесь я в очередной раз наткнулась на газетную вырезку и прочитала объявление. Первый приз – 3000 фунтов. Этого бы вполне хватило, чтобы заполнить брешь, которую я проделала в своем наследстве, и еще осталось бы достаточно, чтобы я могла блаженно забыть о воровстве Дила. Я пролистала свои исписанные страницы. Стоило ли что-нибудь из того, что я написала, такой суммы? Конечно, нет. Премия достанется состоявшемуся писателю, человеку с квалификацией и публикациями. А я всего лишь еще одна девушка, заполняющая блокнот эфемерными мечтами.

Пэдди пригласили на повторное прослушивание на роль Гамлета, и, поскольку встреча была назначена на пятницу, он заявил, что останется в городе на все выходные, так как хочет пообщаться со своими соседями по квартире и встретиться кое с кем, «устроить себе кардионагрузку». Джесс тут же вызвалась поехать с ним. Прослышав про такой план, Мила с Найлом тоже решили не упускать возможности смыться.

– Может, и нам поехать? – спросила я Дила, покуривая сигарету, пока мы шли к морю выгулять Долли.

– Я еще не готов, – ответил он. – Пока не могу предстать перед жизнью с открытым забралом.

– Я тоже, но по мне, кажется, лучше уж иметь дело с жизнью, чем с жутким педофилом, что поселился с нами.

– Понимаю, – задумчиво сказал Дил. – Может, тебе стоит поговорить с Генри насчет этого дядюшки?

На пляже воздух остро пах солью, палящее солнце поджаривало выброшенные приливами водоросли.

– Генри не так все понял, когда я как-то попыталась поговорить с ним о Лохлане, – призналась я, собирая волосы в пучок.

– Что ты имеешь в виду?

Мне вспомнился Генри, которого тошнит на краю зубчатой крыши загородного дома Ташенов.

– Он просто стал его защищать. Ну, в том смысле, что это его дядя.