Только сегодня

– Вот козел. Он точно должен был встать на твою сторону в такой блядской ситуации.

– Не называй его козлом.

– Пожалуйста, – усмехнулся Дил, расстегивая рубашку. – Ну, если тебе понадобится поддержка, я готов.

– Спасибо, – сказала я, оборачиваясь к нему. – Господи, Дилан! У тебя ребра торчат. Вон, все как на параде.

– Фу, не называй меня Диланом.

– Тогда съешь какой-нибудь сраный сэндвич.

Дил побежал и нырнул в набегавшую волну, Долли последовала за ним.

В конце концов я все-таки решилась поговорить с Генри о своем отъезде.

– Это дом твоей семьи, – начала я. – Может, нам лучше оставить твоего дядю в покое?

Генри ответил, что Лохлан вряд ли задержится здесь надолго: во второй половине августа он собирался перебраться на юг Франции к матери Генри.

– Давай дождемся, когда он уедет, – предложил Генри. – В любом случае мне скоро придется возвращаться на работу. А пока есть возможность, нужно пользоваться по максимуму.

На следующее утро Мила и Найл вышли из своей комнаты с упакованными чемоданами. Пэдди и Джесс уже погрузили свои вещи в машину.

– Ты ведь вернешься, правда? – спросила я.

– Конечно, – заверил Пэдди. – Честно говоря, я сомневаюсь, что лондонская сцена готова принять Принца Датского как открытого гея.

– Я уверен, мы что-нибудь придумаем, – сказал Найл без особого энтузиазма.

По лицам ребят я поняла, что в следующий раз увижусь с ними уже в городе.

Проводив друзей и оставшись одна в машине, я проплакала весь обратный путь от станции до дома. Я опустила стекла дверей, и салон наполнился новыми запахами – воздух стал совсем другим, сладковато-приторным, почти гнилым. Без ребят дом показался мне пугающе пустым. Я немного постояла в коридоре, надеясь распознать какие-нибудь признаки жизни, но ничего не услышала. Только отдаленный шум моря, неизменный и раздражающий.

* * *

Когда в субботу утром на горизонте появились облака, я подумала, что совсем забыла об их существовании, настолько мы были избалованы ярко-синим небом, ублажавшим нас на протяжении последних нескольких недель. Ночь выдалась ужасной, я практически не спала. Разбуженная Лохланом, который, спотыкаясь, ввалился в дом уже под утро, в самый ведьмин час, заснуть снова я так и не смогла. Ну, по крайней мере, теперь я могла рассчитывать, что не увижу его весь день: закрывшись в своей комнате, он будет отсыпаться с похмелья. Оставив мирно спавшего Генри, я вылезла из кровати с надеждой присоединиться к Дилу и Долли в их утренней прогулке.

– Дил? – шепотом позвала я, заглядывая в дверь его спальни. Там никого не оказалось. Постель не убрана, подоконник и столик заставлены пустыми стаканами, по полу разбросаны книги и распечатанные листы, а из раскрытого чемодана возвышается гора грязной одежды. Я поняла, что не была здесь уже несколько недель. До меня долетел слабый запах чего-то такого, с чем, по моим подозрениям, я уже сталкивалась однажды, но теперь не могла определить – нечто резко-кислое.

Я поплелась вниз по лестнице на кухню, голова гудела от недосыпа, и все тело болезненно задеревенело. Один из стульев на кухне был опрокинут. У раковины валялась пустая бутылка джина, остатки напитка растеклись по столешнице. На плите были оставлены грязная сковорода и засаленная лопатка, а на столе разбросаны нож, вилка и тарелка, заляпанные жиром. Должно быть, Лохлан ночью готовил себе закуску – его обувь и пальто валялись тут же на полу. Превозмогая вялость, я пошла в кладовую за хлопьями, чтобы подкрепиться перед тем, как начать разгребать бардак на кухне.

Все муравьи были мертвы – и на подоконнике, и на полках – повсюду. Эти прилежные маленькие труженики, которых я называла нашими летними друзьями, все погибли. Теперь их крошечные черные тельца стали такими же неподвижными, как и крупинки сахара, которые они перетаскивали. Их было так много. Я уловила запах яда. Очевидно, Лохлан ночью, набравшись джина, отомстил им за вторжение. Недолго думая, я осторожно собрала всех до единого в подол своей ночной рубашки. Несмотря на огромное количество тел, мертвый муравейник ничего не весил. Я отнесла трупики в дальний конец сада и вытряхнула в ручей, втайне надеясь, что они оживут, когда омоются чистой водой. Течение быстро увлекло их за собой, как ворох крошечных невесомых былинок.

Набегавшие с моря облака заволокли небо, сквозь них пробивался яркий и необычный свет. Ветер развевал подол моей ночнушки. Я задержалась возле ручья, наблюдая, как вода струится по серым камням, увлекая за собой рой песчинок. В доме хлопнула дверь. Я обернулась, усилившийся ветер посвистывал в уши. Должно быть, это Лохлан, нашел все ж таки какой-нибудь повод, чтобы выплеснуть на Генри свою похмельную агрессию. Я направилась к дому, готовая, если потребуется, встать на защиту своего возлюбленного. Пробираясь по садовой дорожке, заросшей лавандой, я услышала голоса. Но это были голоса не Лохлана и Генри. Это Генри разговаривал с Дилом.

Я нашла их в коридоре: Дил метался от стены к стене, как зверь в клетке, Генри стоял в странной позе – одной рукой подбоченясь, а другой схватившись за горло.