Том 1. Стихотворения. Переводы

5 ноября 1920 г. Мандельштам заключил с Я. Н. Блохом, владельцем изд-ва «Petropolis», договор на «издание своего нового сборника стихов под заглавием «Новый камень» размером от 4 до 6 печатных листов» — ЦГАЛИ,

ф. 1893, оп. 1, ед. хр. 8. Книга, оформленная М. В. Добужинским, вышла в Берлине (на титуле: Пб. — Берлин) в 1922 г. (дата на обложке — 1921) под заглавием «Tristia», предложенным М. А. Кузминым, тиражом 3000 экз. В книгу вошло 45 ст-ний, датированных 1915 — 1921 гг. и выстроенных с отступлениями от хронологии. Об отношении самого Мандельштама к этому изданию свидетельствуют следующие две надписи: «Дорогому Давиду Исааковичу Выгодскому — с просьбой помнить, что эта книга вышла против моей воли и без моего ведома. О. Мандельштам. 10.XI.1922» (сообщено А. Г. Мецем) — и «Книжка составлена без меня против моей воли безграмотными людьми из кучи понадерганных листков. О. Мандельштам. 5/II/23» (б-ка

ГЛМ;

характер надписи позволяет считать экз-р, условно, принадлежавшим автору). Внутри этого экз-ра следующие авторские пометки: ст-ния «Я потеряла нежную камею...» (с. 18), «О, этот воздух, смутой пьяный...» (с. 44), «От легкой жизни мы сошли с ума...» (с. 49) и «Вот дароносица, как солнце золотое...» (с. 64) зачеркнуты и к каждому сделана одна и та же помета: «Ерунда! О. М.»; в ст-ниях «Я наравне с другими...» (с. 57) и «Исакий под фатой молочной белизны...» (с. 74) зачеркнуты отброшенные варианты строф и сделана помета: «Искажено. О. М.» (новые варианты не вписаны), кроме того, на с. 52 и 59 исправлены опечатки. На этом основании четыре отброшенных Мандельштамом ст-ния в наст, изд. вынесены в раздел «Стихотворения разных лет».

Первым из рецензентов на книгу откликнулся И. Эренбург: «Мандельштам патетичен всегда, везде, это не ходули, но рост, не манера, но голос... Вся жизнь пронизана патетической дрожью. Нет веса предметов — рука их делает тяжелыми, и все слова могут быть камнями... Мандельштам является — в эпоху конструктивных заданий — одним из немногих строителей...» (Новая русская книга, Берлин, 1922, № 2, август, с. 19). Н. Пунин, теоретик левого искусства, относя стихи Мандельштама к «старым формам», преклоняется перед «силой» его поэзии. «Tristia», по Пунину, «очень пышный и торжественный сборник, но это не барокко, а как бы ночь формы... Никаких не надо оправданий этим песням. И заменить их тоже нечем. Вот почему... я всему изменю, чтобы слышать этого могущественного человека. В своем ночном предрассветном сознании он машет рукавами каких-то великих и кратких тайн. Условимся же никогда не забывать его, как бы молчалива ни была вокруг него литературная критика. И через ее голову станем говорить с поэтом, самым удивительным из того, что, уходя, оставил нам старый мир» (Жизнь искусства, Пг., 1922, № 41 (октябрь), с. 3). По В. Ходасевичу, «поэзия Мандельштама — благородный образчик чистого метафоризма. Подобно Адаму поэт ставит главной целью — узнавать и называть вещи. Талант зоркого метафориста позволяет ему тешиться этой игрой... Поэзия Мандельштама — танец вещей, являющийся в самых причудливых сочетаниях. Присоединяя к игре смысловых ассоциаций игру звуковых, — поэт, обладающий редким в наши дни знанием и чутьем языка, часто выводит свои стихи за пределы обычного понимания: стихи Мандельштама начинают волновать какими-то темными тайнами, заключенными, вероятно, в корневой природе им сочетаемых слов... Думаем, что самому Мандельштаму не удалось бы объяснить многое из им написанного...» (Дни, Берлин, 1922, 13 ноября, с. 11). С.Бобров, охарактеризовав раннего Мандельштама как поэта «необыкновенной высокоторжественности», «снобистской болтовни», «пышности деталей» и «роскошной бессмыслицы», находит «Tristia» «книгой совершенно другого поэта»: «Откуда взялся у Мандельштама этот очаровывающий свежестью голос?.. Откуда эта настоященская, с улицы, с холодком, с трамвайным билетиком простота? Откуда вот эта горячность, эта страсть, эта чуточку болезненная, но живая грусть, откуда сквозит эта свежесть?.. Но у Мандельштама часто сами пороки стиля становятся приемами и методикой: его смешение стилей... дает неожиданно приятные результаты...» (Печать и революция, М., 1923, № 4, июнь — июль, с. 259 — 262). Продолжая гумилевскую традицию «Писем о русской поэзии», на Т откликнулся Г. Струве, будущий редактор Собр. соч. О. Мандельштама: Т — «вовсе не подражание и не реставрация, а художественное претворение классических мотивов в духе того «домашнего эллинизма», который Мандельштам считает подлинной русской стихией... Но слухом обращенный вглубь, в века, Мандельштам зрением остро воспринимает современность... Везде и во всем — крепость, строгость и тяжесть, искание Акрополя, орешка... Его поэзия — поэзия слов-предметов... «Tristia», как и «Камень», останется в русской литературе» (Русская мысль, Париж, 1923, кн. I-II, с. 298 — 299).

В 1921 г. в Петрограде Мандельштам выпустил в 5 экз-рах рукописный сборник «Последние стихи» (ПС), включив в него 8 ст-ний 1920 — 1921 гг. без указания дат (экз. № 1 — частное собр.).