Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Мне, однако, о ту пору было и невдомек, какой страшной магической силой обладает мысль, а потому и не пытался я подчинить себе сознание, справедливо полагая, что заведомое неверие все дело обрекает на провал. Тяжкое заблуждение, унаследованное родом человеческим от праотца Адама, тяготело мной: деяние казалось мне могучим гигантом, а мысль — призраком бесплотным. Лишь тот, кто сумел подчинить себе свет, повелевает тенью, а вместе с нею и судьбой; тот же, кто пытается одолеть злой рок какими-то деяниями, уподобляется тени, тщетно стремящейся победить другие тени. Вот и выходит, что, покуда жизнь це изведет нас до полусмерти, мы так и не поймем, где скрывается корень... Как часто, обуреваемый желанием помочь людям, втолковывал я ближним моим сии нехитрые тезы! Они слушали меня со вниманием, согласно кивали и благодарили, однако все мои речи входили у них в одно ухо и выходили в другое. Должно быть, истина слишком проста, чтобы всяк мог проникнуться ею в одночасье...

Итак, до тех пор пока древо не вырастет до небес, никто ничего не осознает?.. Вот только как бы не оказалась разница промеж человеком и человеком больше, нежели разница промеж человеком и камнем... Цель человеческой жизни, наверное, в том и состоит, чтобы, обострив свои чувства, понять наконец закон, согласно коему древо сие растет, зеленеет и не иссыхает на корню. Все прочее — навоз, тупое и бессмысленное воздвижение навозной кучи. И еще... Сколь велико число тех, кто способен ныне понять, что я имею в виду?.. Сдается мне, большая часть моих слушателей снисходительно сочтет, что я выражаюсь образно, так сказать, аллегорически. Двусмысленность языка — вот воистину тот клин, коий мы сами же и вбиваем промеж нас. Ну а стоит одному из этих модных теперь журналов "с направлением" опубликовать мою статью, и просвещенные слои населения всенепременно истолкуют «сокровенное развитие» как претенциозное "умничанье" или, в лучшем случае, как "самосовершенствование"; ведь и философия для этих теоретических господ — всего лишь сухая скучная материя, но никак не прямое и безусловное руководство к действию...

Не для этих фарисеев будет сказано, что рост сокровенного древа в весьма малой мере зависит от соблюдения заповедей, даже самого искреннего и неукоснительного, ибо оное всего лишь внешняя форма, скорлупа. Быть может, не след говорить, но преступление заповедей нередко является куда более теплой теплицей! Однако мы, по недомыслию своему, блюдем заповеди

тогда, когда их надо преступать, и преступаем, когда их надобно бы чтить. Глядя на святого, творящего лишь добрые дела, наивные последователи воображают, что путь к святости пролегает через добродетель, тут-то и вступают они на тропу, ведущую в бездну, и идут по ней, свято уверенные в правильности избранной стези... Обманчивое внешнее благочестие ослепляет их, и они, подобно несмышленым детям, отшатываются в ужасе пред собственным зеркальным отражением, полагая, что сходят с ума, ибо приходит время — и лик его взирает на них в упор».

Радостная надежда, показавшаяся Хаубериссеру чувством незнакомым и удивительным — так давно она в нем спала! — внезапно проснулась вновь, и он, словно заново рожденный, даже не мог толком понять — да в общем-то не особенно и стремился, — чему радуется и на что надеется.

Внезапно он ощутил себя баловнем судьбы, а не жалким слепцом, которого злой рок водит за нос, навязывая эту дурацкую историю с Хадиром Грюном.

«Мне бы следовало благодарить Провидение за то, что сказочный олень из сокровенных лесов новых, недоступных мне ранее мыслей проломил тесную ограду повседневности и теперь мирно пощипывает травку на моем дворе, — ликовало в душе Фортуната, — благодарить, а не предаваться мрачному унынию по поводу дыры в старом прогнившем заборе».

Интересно, что за «лик» упоминается там, в последних строках? Уж не Хадира ли Грюна? «А что, вполне вероятно», — подумал он, сгорая от нетерпения узнать дальнейшее; к тому же какие-то смутные намеки в конце страницы позволяли предполагать, что на следующей будет более подробно разбираться эта самая «страшная магическая сила мысли». Любопытно, каким образом ею можно «повелевать»?

Хаубериссер предпочел бы сейчас же отправиться домой, чтобы до поздней ночи изучать таинственный манускрипт, однако время близилось к четырем, а «бросить Пфайля на произвол судьбы» было бы настоящим свинством...

Внезапно странный сверлящий звук, похожий на приглушенное жужжанье, проник в его уши, заставив Фортуната оглянуться. В изумлении он вскочил: неподалеку от скамейки стоял какой-то человек, одетый во все серое, на лице — фехтовальная маска, в руке — длинный шест...

В нескольких метрах над его головой в воздухе парил большой вытянутый ком — зачарованно покачивался загадочный сфероид из стороны в сторону, пока одним из своих концов не

зацепился за ветку дерева и не повис, то вытягиваясь, то сокращаясь, как живой...