Посредине, словно проросший из половиц, торчал почти до потолка гнилой столп с поперечной балкой наверху, похожий на обезглавленный крест.
С плесневелой поперечины свешивалась вниз фосфоресцирующая бледно-зеленой чешуей крупная, в руку толщиной, змея...
У Хаубериссера кровь застыла в жилах, когда он увидел ледяные, лишенные век глаза, из-под черной тряпки, надвинутой на низкий морщинистый лоб, сверлившие его неподвижным гипнотизирующим взглядом... Только сейчас до него дошло, что у мерзкой рептилии было человеческое лицо, подобное
тронутой тлением личине египетской мумии, — высохшая и тонкая, как пергамент, кожа бескровных губ туго обтягивала почерневшие, изъеденные червоточиной зубы.
Несмотря на мертвенно искаженные черты, от Фортуната не укрылось их отдаленное сходство с тем зловещим ликом, который привиделся ему в лавке на Иоденбрестраат.
Сам не свой, с волосами стоящими дыбом, внимал он словам, которые медленно, слог за слогом, тихими, шепелявыми, странно усеченными звуками крошились из полуистлевшего рта:
— С-то ты хо-сесь от ме-ня, се-ло-весе?..
Еще мгновение Хаубериссера сковывал невыразимый ужас — чувствовал затаенное дыхание смерти у себя за спиной, потом померещился какой-то черный отвратительный паук, неторопливо пересекавший полированную поверхность стола, и наконец... наконец его сердце исторгло имя Евы...
В следующий миг комната вновь погрузилась во тьму, и когда он в холодном поту на ощупь отыскал дверь и включил свет, обезглавленный крест с кошмарным пресмыкающимся исчез.
Казалось, воздух был отравлен, Фортунат задыхался в гнетущей атмосфере, пропитанной сладковатым трупным смрадом, все кружилось у него перед глазами...
«Конечно... конечно... конечно же это горячечный бред!» — тщетно пытался он успокоить себя, но удушливый страх не ослаблял своей хватки: нет, нет и нет, все, что произошло несколько минут назад здесь, в этой комнате, случилось на самом деле и было настоящей неподдельной реальностью.
Холодный озноб пробегал по телу при одной только мысли о предостерегающем голосе: ведь невидимый свидетель мог в любое мгновение заговорить снова, обвиняя его в том, что своим безумным магическим экспериментом он подверг Еву смертельной опасности.
Хаубериссер задыхался, до крови закусывал губы, зажимал уши, подпрыгивал на кресле, пытаясь прийти в себя, наконец распахнул окно и принялся жадно хватать ртом свежий ночной воздух — ничего не помогало: внутренняя уверенность, что он, нарушив в мире причин какой-то хрупкий, но чрезвычайно важный баланс, учинил нечто непоправимое, не оставляла его.
Подобно обезумевшим бестиям, вцепились в него мысли, господином которых он еще совсем недавно себя почитал в гордыне своей, и тут уже не спасали никакие статичные позы.
Доступные ему ступени «бодрствования» были явно недостаточно высоки.
«Это безумие, безумие, безумие... — судорожно вдалбливал он в себя, расхаживая из угла в угол. — Не произошло ничего страшного! Это галлюцинация! Всего-навсего! Я, наверное, схожу с ума! Болезненное воображение! Бред! И голос этот — обман слуха, а крест — обман зрения! Все обман! Ну откуда взяться этому чертовому гнилью с зеленой гадиной и... и... пауку?..»
Разжав сведенные судорогой челюсти, Фортунат заставил себя громко рассмеяться... «Паук!.. Только этого еще не хватало! Куда же подевалось эта чертова тварь? Неужто тоже испарилась? Прямо не квартира, а какой-то кунштюк-салон!» — пытался иронизировать он; зажег спичку, собираясь посветить под столом, однако заглянуть в предательскую темноту не решился: а что, если паук как остаточное явление болезненного припадка и впрямь все еще там?..
С облегчением перевел дух, когда на соседней башне пробило три часа... Слава Богу, ночь на исходе...
Подошел к окну и, перегнувшись наружу, принялся до боли в глазах всматриваться в туманные сумерки, чтобы, как ему казалось, увидеть первые признаки наступающего утра... Однако не рассвета с таким лихорадочным нетерпением ждал Хаубериссер — и это очень скоро стало ему понятно, когда он поймал себя на том, что напряженно, обмирая от ужаса и надежды, вслушивается в ночь —
«Похоже, я совсем потерял голову от любви, и блудливая фантазия, видимо, ни в грош не ставя мой рассудок, обнаглела настолько, что почти в открытую морочит меня подставными фигурами, позаимствованными из заурядных горячечных кошмаров», — пытался успокоить себя Фортунат, вновь расхаживая из угла в угол, и тут его взгляд упал на пол и остановился на круглом темном пятне, которого там раньше не было, во всяком случае, сколько ни напрягал он память, а вспомнить его не мог.
Нагнувшись, он увидел, что деревянные половицы в радиусе пятна как-то странно прогнили и почернели... Тут только до него дошло: да ведь на этом месте воздвигся зловещий крыж с фосфоресцирующей рептилией!
И страх такой железной хваткой схватил его за горло, что у него перехватило дыхание. И как только он сразу не заметил этого мерзкого гноища!..
Громкий удар, как будто кто-то с размаху стукнул кулаком в дверь, вывел его из оцепенения.
Ева?..
Вот! Снова!