Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Фортунат еще видел широко открытый рот Пфайля и понимал, что тот изо всех сил пытается докричаться до него, но уже ничего не мог поделать — обезумевший людской поток подхватил его и, приподняв над землей, унес прочь, в бурный водоворот охваченной суеверным ужасом площади...

Стиснутый толпой, он не мог шевелить руками — так и стоял, вытянув их по швам. Взоры всех были прикованы к небу...

Там, в вышине, все еще кружили и рвали друг друга на куски сотканные из тумана гигантские крылатые рыбы, но ниже, под ними, уже громоздились горные массивы белоснежных облаков, а промеж них, в тихой долине, простерся освещенный косыми солнечными лучами мавританский город с плоскими белыми крышами и украшенными полумесяцами куполами ажурных мечетей.

Темноликие люди в развевающихся бурнусах неторопливо, с достоинством прохаживались по узким улочкам, вдоль серых глинобитных домов — величественные фигуры вырисовывались так ясно, так устрашающе отчетливо, что видны были даже движения непроницаемо черных зрачков, когда мавры поворачивали головы, чтобы бросить равнодушный взгляд себе под ноги, на безумный муравейник Амстердама... За городской стеной простиралась красноватая пустыня с призрачно зыбким верблюжьим караваном, уходящим вдаль, к сливающемуся с облаками горизонту...

Почти целый час висела в небе fata morgana в своей колдовской прелести, потом мираж стал постепенно расплываться, пока от него не остался один высокий стройный минарет, который, словно осыпанный мельчайшим сахарным песком, ослепительно сверкал на солнце, но вот исчез и он в рыхлых бесформенных комьях гигантского облака...

Только ближе к вечеру удалось Хаубериссеру, пробиравшемуся вдоль стен осторожно, шаг за шагом, так, чтобы его не смыло все еще стремительным людским течением, взойти на мост через какой-то грахт и вырваться из толчеи.

О том, чтобы добраться до Сваммердама, не могло быть и речи: для этого пришлось бы пересекать несколько улиц и площадь,

и Фортунат решил вернуться в свой загородный затвор и подождать более подходящего момента для визита на Зеедейк...

И вот мертвенная тишина польдера вновь вобрала его в себя.

Небо превратилось в непроглядную пыльную массу.

Кругом ни души, ни звука, слышно было только, как шумела в ушах кровь да грустно шуршала под ногами сухая прошлогодняя трава.

Черный мрачный Амстердам в багряных лучах заходящего солнца лежал позади подобно куче зловеще тлеющих углей.

Все оцепенело, затаив дыхание, зеркальная гладь прудов казалась кровавой, изредка доносился приглушенный плеск — любопытная рыба подплывала к самой поверхности и, плеснув хвостом, снова спешила в спасительную глубину.

Когда спустились сумерки, огромные серые плоскости возникли из-под земли и поползли по равнинам живыми унылыми коврами — это мириады покинувших свои норки полевых мышей, возбужденно попискивая, сплошной лавиной перемещались подальше от города.

Чем больше сгущалась тьма, тем беспокойней становилась природа, при этом ни одна травинка не шелохнулась.

В потемневшей болотно-коричневой воде время от времени вскипали воронки шальных водоворотов — и это при полнейшем безветрии! — или вдруг ни с того ни с сего начинали разбегаться концентрические круги, словно кто-то невидимый бросал такие же невидимые камешки...

Хаубериссер уже разглядел вдали знакомый голый тополь, сиротливо застывший рядом с его «Ноевым ковчегом», но тут из-под земли внезапно воздвиглись до самого неба какие-то белесые столпы и встали пред взором усталого путника, подобно исполинским колоннам, заслонив от него силуэт долгожданного дома.

Призрачно и бесшумно двинулись они на Фортуната, оставляя за собой черные широкие полосы вырванной с корнем травы: смерчи шествовали к городу!

В жутковатой тишине скользнули мимо невольно затаившего дыхание странника — безмолвные, коварные, смертоносные призраки катастрофы...

Мокрый от пота вошел Хаубериссер в дом.

Жена кладбищенского садовника, нанятая им в экономки, поставила на стол ужин; от возбуждения он не мог проглотить ни куска...

Обуреваемый тревогой, бросился одетым на кровать и не смыкая глаз стал дожидаться следующего утра.

Заключение

Невыносимо медленно тянулись часы — казалось, ночи не будет конца.

И вот взошло солнце, однако небо оставалось непроницаемо черным, только вдоль линии горизонта тлела желтая, как сера, кайма, словно какая-то огромная темная полусфера с ярким раскаленным краем накрыла землю.

Повсюду царил тусклый обманчивый сумрак; тополь у дома, далекий кустарник и городские башни матово переливались, как будто освещенные бледными мертвенными лучами потусторонних прожекторов. Простиравшаяся вокруг равнина походила на гигантское слепое зеркало.

Хаубериссер смотрел в свою подзорную трубу: подсвеченный смутной призрачной фосфоресценцией, Амстердам в ужасе оцепенел и, загипнотизированный видом надвигающейся катастрофы, обреченно ожидал последнего смертельного удара.