Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Отчаянный, зовущий на помощь колокольный трезвон был, наверное, слышен в самых отдаленных деревнях — внезапно он смолк: грозный глухой гул прокатился в воздухе, и тополь со стоном согнулся до земли.

Неистовые порывы ветра стегали луга, сметая пожухлую траву и с корнем вырывая чахлый низкий кустарник...

На несколько минут все утонуло в гигантском облаке пыли, потом, когда оно рассеялось, окружающий ландшафт было не узнать: пена, сплошная пена, огромным белым валом захлестнувшая равнину до самого горизонта; крылья ветряных мельниц, сорванные со своих тел, уродливые обрубки которых кое-где еще торчали из-под бушующей пелены, завороженно кувыркались высоко под облаками.

Все чаще и чаще взвывал ураган, пока наконец эти бешеные всплески не слились в один непрерывный душераздирающий вой.

С каждым мгновением его ярость нарастала; тополь, согнувшись почти под прямым углом, стелился в нескольких футах над землей — впрочем, от дерева остался только голый ствол, ветви, все до единой, были сорваны первым же сокрушительным шквалом.

Лишь яблонька стояла неподвижно и не кланялась буре, словно прикрытая от ветра невидимой рукой, ни один из ее нежных цветков даже не шелохнулся.

Балки и камни, обломки домов и целые стены, стропила и комья земли со свистом уносились вдаль, подобно смертоносным снарядам.

Внезапно небо стало ярко-серым, и полумрак сменился холодным серебристым сиянием.

Хаубериссер было решил, что ураган пошел на убыль, и вдруг с ужасом увидел, как кора на тополе стала крошиться, отшелушиваться и бесследно пропадать в ревущем вихре... В тот же миг, прежде чем он мог понять, что происходит, высокие фабричные трубы на юго-западе гавани, не выдержав напора воздушных масс, сломались у самого основания и, мгновенно обращенные в пыль, растворились вдали.

Одна церковная башня следовала за другой — подхваченные тайфуном, они лишь в первую секунду казались скоплением темных обломков, в следующую это уже были уносящиеся к горизонту белесые туманности, потом крошечные точки и... и больше ничего...

Вскоре вид из окна был сплошь заштрихован уходящими в перспективу горизонтальными линиями — с такой невероятной скоростью, почти неразличимая глазом, летела сметенная шквалом трава.

Вот и на кладбище все уже, наверное, перевернуто вверх дном и оголено: мимо проносилась стая могильных плит, гробовых досок, мраморных крестов и кованых похоронных фонарей — эти тяжелые неуклюжие предметы, словно вдруг утратив вес, парили параллельно поверхности земли, ни на дюйм не отклоняясь от своей противоестественной траектории...

На чердаке жалобно заскрипели массивные балки — в любой момент дом мог развалиться на куски; опасаясь, как бы наружную дверь не сорвало с петель, Фортунат хотел спуститься вниз и закрыть ее на засов, однако, уже взявшись за ручку ведущей на лестницу двери, отшатнулся: внутренний голос вовремя предупредил, что стоит ему только приоткрыть ее, и от возникшего сквозняка тут же повылетают оконные стекла, воздушные массы, с ураганной скоростью проносящиеся вдоль стен, ворвутся внутрь и дом в мгновение ока превратится в груду парящих над землей обломков.

Этот «Ноев ковчег», защищенный от ветра холмом, лишь до тех пор мог оставаться на плаву, пока находился в аэродинамической пазухе и его комнаты, подобно ячейкам пчелиного улья, были герметично разделены закрытыми дверями.

Воздух в комнате был ледяным и сильно разреженным, казалось, еще немного — и наступит полный вакуум; лист бумаги вспорхнул с письменного стола и, пролетев до дверей, прилип к замочной скважине...

Хаубериссер снова подошел к окну: сметающий все на своем

пути ураган сдул даже воду с прудов, рассеяв ее в мельчайшую пыль; луга походили на вылизанный, серовато-лоснящийся бархат, а там, где стоял тополь, теперь стелился по ветру какой-то огрызок с жидким волокнистым чубчиком.

Завывание бури было таким оглушительным и монотонным, что невольно создавалось впечатление, будто кругом царила мертвая тишина.

Только когда Хаубериссер взял молоток и стал укреплять гвоздями дрожащие оконные рамы, он, не услышав звука своих ударов, понял, какой чудовищный рев обрушился на его барабанные перепонки.

Долго еще не осмеливался он смотреть на город: боялся, что церковь св. Николая и стоящий рядом, на Зеедейк, дом, в котором находились сейчас Сваммердам и Пфайль, сметены ураганом, наконец, робко переведя взгляд в нужном направлении, увидел целые и невредимые шпили храма, гордо устремленные к небу с маленького островка соседних зданий, — прекрасное и величественное море крыш обмелело, голландская столица была стерта с лица земли...

«Да и остался ли в Европе еще хоть один город? — содрогнувшись от ужаса, спросил себя Фортунат. — Амстердам отшлифован, как кусок рыхлого податливого туфа. Ветхая полусгнившая культура разлезлась, расползлась по швам, и место ей теперь разве что на помойке».

Внезапно он осознал весь кошмар случившегося.