Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

В предчувствии несказанного блаженства Фортунат вдруг понял: действительность чуда, пережить которое ему предстояло, должна намного превосходить все, что он сейчас в состоянии вообразить.

Время шло.

Наверное, был уже полдень: высоко в небе парил в туманной дымке сияющий диск.

А что, ураган все еще бушует?

Хаубериссер прислушался — ни звука...

Решив, что заложило уши, приник к окну...

Ничего, что могло бы подсказать ответ. Прудов как не бывало. Испарились. Ни капли воды, ни следа жизни. Ни одного куста, насколько хватал глаз... Редкая прилизанная трава. Ни единого облачка — недвижимая небесная твердь.

Взял молоток, бросил его на пол — и вздрогнул от грохота... «Итак, снаружи мертвая тишина...»

Однако, как он убедился, глядя в подзорную трубу, смерчи еще бродили по городу: огромные каменные блоки штопором, словно перышки, взмывали в воздух, в порту то и дело вырастали исполинские водяные колонны, бесшумно ломались, рушились вниз, вздымались вновь и легким, танцующим шагом, колыша стройными бедрами, уходили в открытое море...

Но что это?.. Уж не померещилось ли ему? Колокольни церкви св. Николая как будто раскачивались!..

Одна вдруг рухнула как подкошенная, другая взвилась ввысь, пытаясь ввинтиться в неприступный монолит, и взорвалась там, подобно реактивному снаряду, — гигантский колокол на мгновение свободно повис меж небом и землей...

Потом в полнейшей тишине низвергся вниз...

Фортунат похолодел:

Сваммердам! Пфайль!

Нет, нет и нет — с ними ничего не могло случиться: «Хадир, вечное древо человечества, прикроет их своими ветвями!» Разве не сказал Сваммердам, что он переживет храм?..

Ведь есть же островки, вроде этого крошечного зеленого оазиса с цветущей яблоней, где жизнь, заклятая от уничтожения, сохраняется для

грядущих времен?!

Только сейчас звон разбитого вдребезги колокола достиг его ушей...

Дом содрогнулся от удара мощной акустической волны: один-единственный, страшный, всесокрушающий взрыв — Хаубериссеру показалось, что его костяк рассыпался мириадами мелких осколков, словно хрупкий хрустальный бокал, с размаху брошенный о камень. На миг он потерял сознание...

«Обрушились стены Иерихона до своего основания![198] — проник в его слух витающий где-то в пространстве торжественный голос Хадира Грюна. — Се человек, пробужденный из мертвых...»

Бездыханная тишина...

Потом закричал младенец...

Фортунат изумленно огляделся...

Стал постепенно приходить в себя.

Узнал простые голые стены своего жилища, сквозь них почему-то просвечивали стены какого-то храма, покрытые сакральными египетскими фресками: он находился и тут и там — обе действительности были одинаково реальны; видел деревянные половицы, являющиеся одновременно каменными храмовыми плитами: он как будто в один и тот же миг бодрствовал и спал — оба мира пронизывали друг друга, слитые воедино и все же разделенные на два; провел рукой по известковой стене, отчетливо ощущая грубую шероховатую поверхность и тем не менее явственно сознавая, что его пальцы касаются высокой золотой статуи, в которой он признал сидящую на троне богиню Исиду.

Какое-то новое, всеобъемлющее сознание вобрало в себя привычное, человеческое, обогатив Фортуната восприятием иного, неведомого мира, который, продолжая, преображая и заключая в себе старый, неким чудесным образом сохранял и оберегал его...

Одно за другим, словно цветы из распускающихся почек, просыпались в нем чувства, как бы удваивая себя...

И вот наконец пелена упала с глаз его; подобно тому, кто всю свою жизнь видел мир плоским, а потом вдруг разом прозрел и обнаружил, что существует еще третье измерение, он долго не мог опомниться и осознать происшедшей метаморфозы.

Мало-помалу Хаубериссер понял, что достиг цели того великого пути, пройти который до конца и есть сокровенный смысл человеческой жизни: он стал обитателем обоих миров...

Вновь закричал младенец...

Разве не сказала Ева, что хочет быть матерью, когда вновь придет к нему?.. Хаубериссер вздрогнул, словно ожегшись...

А что за маленькое голое тельце держит на руках богиня Исида? Уж не живое ли это дитя?

Присмотревшись, он увидел, что статуя улыбается...

Она шевельнулась...

Чем яснее, отчетливей и выразительней проступали фрески и лежавшие вокруг священные культовые принадлежности, тем больше затмевал величественный храм с его красно-золотой сакральной живописью убогое жилище.

Оторопело взирал Фортунат на сияющий лик богини, и какое-то смутное воспоминание медленно всплывало в нем: Ева!..

Да ведь это же она, а не золотое изваяние египетской богини, матери богов!

Он зажмурился, стиснул пальцами виски и, все еще не смея верить своим глазам, воззвал:

— Ева! Ева!

Голые известковые стены вновь стали прорисовываться сквозь массивные храмовые плиты, меж которых по-прежнему восседала на троне великая богиня, но рядом с Фортунатом стояло теперь ее земное подобие — настоящая, из плоти и крови, юная цветущая девушка...

— Ева! Ева! — С ликующим криком безграничного счастья заключил он ее в свои объятия, покрывая возлюбленную бесчисленными поцелуями. — Ева!..