Том 10. Воспоминания

Обговорив с Жуковым главные из вопросов, которые предполагалось задать, и получив его одобрение, мы с нетерпением стали ожидать начала съемок. Лично я считал, что для такого интервью не суть важно, где мы будем его брать, что дело не в этом. Но некоторым из моих товарищей по работе хотелось непременно взять интервью у Жукова в одном из географических пунктов, связанных с историей Московской битвы. В связи с этим съемка несколько раз откладывалась, и наконец выяснилось, что провести ее там, где первоначально предполагалось, не удастся.

Узнав это, я в тот же день поехал к Жукову на дачу, чтобы договориться о дне и месте съемок. Если он не возражает, то мы будем снимать здесь, у него на даче.

– Ну что ж! На даче так на даче! Как-никак тоже зона обороны Москвы. А когда сниматься?

Я сказал, что если он не возражает, то послезавтра с утра.

Он кивнул в знак согласия, и через день после этого съемочная бригада со всей техникой приехала к нему на дачу. В десятом часу все уже было готово для съемки. Предполагалось, что раз погода сегодня хорошая, то мы начнем съемку за переносным столиком на улице, около дома, а потом перейдем в дом и оставшееся доснимем там: что успеем – сегодня, что не успеем – в следующие дни.

Мы все в тот день волновались. Причиной тому была и сама встреча с Жуковым, и желание как можно лучше сделать дело, которое нам предстояло. Волновались и звукооператор, и молодые помощники режиссера и оператора, и осветители, впервые увидевшие маршала Жукова. Волновались режиссер Ордынский и оператор Николаев, провоевавшие войну строевыми офицерами. Волновался Воробьев, работавший в «Красноармейской правде», фронтовой газете Западного фронта, именно в ту осень и зиму, о которых пойдет речь. Волновались и мы с генералом Павленко перед тем, как начать задавать Жукову свои вопросы.

Единственный, кто – во всяком случае, судя по его виду – но испытывал перед началом этого интервью ни малейшего волнения, был сам Жуков. Он встретил нас одетый в повседневную, ловко и как-то парадно сидевшую на нем форму с четырьмя золотыми звездочками над необозримо длинной колодкой орденских ленточек.

Оператору и режиссеру хотелось снять Жукова на дорожке, ведущей от ворот его дачи к тому столику, где ему предстояло сидеть, отвечая на наши вопросы. Он согласился и, чуть-чуть прихрамывая, прошел вместе с нами по дорожке и сел за стол.

День был жаркий, и в разгар нашей работы, увлеченный ею и взволнованный, я стащил с себя пиджак и остался в рубашке, то есть поступил просто-напросто неприлично, если учесть, что напротив меня сидел и отвечал на мои вопросы не просто свой брат – писатель или журналист, а одетый по всей форме маршал Жуков. Но беда состояла в том, что не только я сам, но и режиссер, и оператор были настолько увлечены ходом нашего интервью, что неприличие моего поведения осознали не там и не тогда, в день съемки, а лишь через несколько дней, когда смотрели на монтажном столе отснятый материал.

Были во время съемки и другие огрехи. Из-за поздно замеченной оплошности со съемочным аппаратом оказалось, что около трех минут беседы остались не снятыми на пленку, и эти три минуты сохранились только в записи голоса, без изображения.

Несмотря на все наши огрехи и волнения, работа шла споро. За несколько часов Жуков ответил на все поставленные нами вопросы. И к вечеру выяснилось, что продолжать съемку на следующий день, по нашему тогдашнему разумению, уже не было причин.

На прощанье Жуков, не заставляя себя упрашивать – он был не из тех людей, которых можно упрашивать, а из тех, у которых есть только «да» и «нет», – охотно согласился сняться на память вместе с нашей съемочной группой, включая всех, кто в тот день принимал то или иное участие в работе.

– Смотри, сколько вас тут набралось! – удивляясь нашему многолюдству, с улыбкой говорил он, стоя вместе со всеми нами на ступеньках крыльца своей дачи.

На следующий день мы узнали от лаборатории, что негатив вышел из проявки, брака нет, и с облегчением вздохнули. От одной мысли, что, окажись хотя бы часть пленки в браке, пришлось бы просить Жукова заново отвечать на вопросы перед объективом киноаппарата, нам становилось не по себе, и это, наверное, легко понять.

Фрагменты из этой съемки, как я уже говорил, вошли в фильм «Если дорог тебе твой дом». Жуков, Конев и Рокоссовский, который был не только участником этого фильма, по и его главным военным консультантом, посмотрели в просмотровом зале Мосфильма материал картины, в том числе и те эпизоды ее, в которых они принимали участие. И на следующий год в кинотеатре «Москва», после того, как зажегся свет, москвичи добрых десять минут, стоя, аплодировали – не картине, а пришедшим на премьеру выдающимся участникам битвы за Москву.

А еще через некоторое время нами в конце концов было сделано то, что, очевидно, следовало бы сделать сразу после окончания фильма, – были начерно смонтированы киноинтервью с Рокоссовским, Коневым и Жуковым.