Том 15 (XVII век)

Яко князь Петръ в нощи увезъ кралевну Магилену, и краль, услышавъ, учинилъ погоню и приказалъ с прилежаниемъ искать ихъ. И какъ настал третий день и часъ уреченный пришелъ, и князь Петръ възявъ с собою три коня, и приехал в полнощь к темъ воротцамъ, и тамъ кралевну обрелъ, а кралевна ожидала ево стоя. Потомъ взяла себе кралевна злата и сребра множество много, и драгихъ запанъ

[1141] и вещей всякихъ преузорочныхъ. Князь же Петръ взявъ кралевну и посади ее на конь, а на другой конь положилъ себе на потребу и кралевне, что дорогою есть, а на третий конь самъ селъ. И поехали из града путемъ своимъ велми скоро, и всю нощь ехали до самого света. И какъ насталъ день, и князь Петръ искалъ себе места, где стать в закрыте, чтоб ихъ никто не сыскалъ. И въехали промежь высокими горами над моремъ в великий непроходный лесъ. И никакой человекъ в тот дальней лесъ не хаживалъ, и никто ихъ сыскать не могъ. И сталъ князь Петръ и с кралевною в томъ лесу, и снял кралевну с коня, и коня пустилъ на траву. А самъ с кралевною в томъ лесе селъ подъ древомъ, и промежъ себя многие речи говорили, и потомъ сталъ кралевну сонъ изнимать. И князь, видя кралевну утомлену от той езды скорой, что к той конной езде не привыкла, и сталъ ей говорить, чтоб она опочинулась[1142]

. Кралевна же Магилена легла, а главу свою положила на колени князя Петра, и от истому великаго скоро уснула.

Мамка ее Потанцыяна, въставъ рано, и шла х коморе кралевниной, ожидала ее, чтоб она въстала. И какъ прииде к полудни, а кралевна не выхаживала, и Потанцыяна помнила[1143], что кралевна занемогла и для того столь долго ис коморы не выхаживала, и Потанцыяна вошла в комору и кралевны не нашла, и того часу въспомянула, что ушла с рыцеремъ и не сказала никому. И бежала к рыцереву двору и доведалась, что онъ уехалъ. И скоро бежала в полаты кралевския с великимъ жалом и криком

[1144], от памяти отшедши. И сказала королевой, что искала кралевны и не нашла, и не ведаю, где она делась. И какъ кралева услышала, велми устрашилась и велела искать с прилежаниемъ. Потомъ кралю донеслось, и краль велми тому печаленъ былъ. А проведавъ про рыцеря, что он ушелъ, указалъ за нимъ ехать въ погоню многимъ людемъ, и посланные приехали назадъ, не сыскавъ рыцеря и кралевны. И краль со всякимъ устрашениемъ спрашивалъ Потанцыяны про рыцеря: «Прежде того хаживал ли онъ х кралевне, или нетъ?» И Потанцыяна клялась всякими клятвами, что не ведала и у кралевны про рыцеря никакихъ речей не слыхала, и худа отъ нихъ не бывало. И такъ кралю и кралеве велми было отъезду ее жалостно и всем кралевству ихъ.

И какъ кралевна уснула, положа главу свою на колени князю Петру, и князь Петръ смотрилъ на красоту ее, и велми утешился глядя на кралевну. И тако ему велми было любо видя лице бело и прекрасно, уста румяны, и велми сталъ утешаться той неизреченной красоте. И не могъ удержаться, растегалъ платие ее противъ грудей, хотя дале видеть белое тело ее. И увидя, найпаче сердце его разгорелось, и показалася красота не человеческая, но ангельская. И запаметовавъ, кого порукою далъ, сталъ мыслить иное, неподобное дело.

Видя Господь Богъ ево неистовство и тотъ нечестной умыслъ его, изволил всю его утеху отнять от него, не хотя видеть обоихъ во греху и на позору. Рыцерь зря на телесную красоту ее, и узрилъ межъ грудями узолокъ червчетой тавтяной[1145] на золотом снурке, хотя доведатися, что есть в томъ узолке, и вынявъ тотъ узолокъ, розвязалъ и нашел в немъ три перстни те, что он ее подарилъ. А у ней те перстни были, что на персяхъ своихъ носила, и глядя на нихъ, утешалась. И видя князь те перстни, завязалъ ихъ в ту жъ тафтицу и положилъ ихъ подле себя, и дивовался красоте ея, и сталъ в великом замышлении[1146] глядя на нее. И сердце его найпаче распалилось сердечною любовию и мыслию иною, неподобною, не к доброму делу. И в то жъ время сиделъ на древе вранъ, и увиделъ тот узолокъ червчетой, с теми перстнями, и прилетевъ ухватилъ, и възлетевъ с нимъ на древо, и надеялъся вранъ, что мясо было.