Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

И в то время востал великой ветр на мори. А превозницы[3423], разумеючи, что уже королевна умерла и для того ветр великой учинился на мори, почали Аполлона просить, чтобы дал живот живым, глаголюще: «Королю, не ввержешь ли из корабля умершаго, все погибнем, ибо море не престает играть, дондеже из себе не вывержет мертвеца». К тому Аполлон с великим плачем рекл им: «Ей[3424], милые товарыщи, подождите мало, ибо тело не есть проста человека, але была дочь короля великаго».

И тако видячи Аполлон, что инако быти не может, велел лодку, которая всегды в корабли была, приправить[3425] и ея тело в дорогие ризы, которые с собою имел, все на ню велел облещи; и велел ю вложити в лодку ту, а под главу подложити две тысящи золотых, и в лист написати те слова: «Ты, которой то тело найдешь, ведай, что королевна есть и дочь короля великаго, об нейже много слез излияся и велика печаль есть. А имать две тысящи золотых под главою. И кто найдет, едину тысящу возми себе, а другую тысящу на ея погребение обрати, да будет честно погребена, яко же подобает королевнам. А естьли кто, нашед, так не учинит — богове, дайте то, чтобы того всегды нужа[3426] и псота[3427] потыкала[3428], и чтобы ничего у себя не имел и никогда весел не был». И вложил ей тот лист в руку и велел лодку твердо заправить[3429]

. И плакал велми над нею и велел лодку по морю с великою жалостию пустить.

Тогды волны ту лодку похвативши, в третий день у некотораго града, егоже[3430] зовут Ефес,[3431] на брегу ю поставили. И сталося с пригоды[3432], что един лекарь, именем Церимон, в то время прохаживался у моря и, увидевши лодку, велел ю ксебе привесть и отспунтовать[3433]. И как ю отспунтовано, узрел мистр[3434] панью в цветных[3435] ризах лежащу и велел ю до своего дому несть. А как праве[3436]

лодку перекладал[3437], обрел лист в руце и прочитал его. И как познал, что имеет злато под главою, рекл: «Принимаю то на свое здоровье[3438], что не точию едину тысящу, яко же в сем листу стоят писано, чтобы на погребение дать, але и обе тысящи хощу ей на погребение отдать». И тако мистр тот, что было на погребение потребно, добыл.

И пришел ученик его именем Силимон. И услышавши, что в дому деется, и оглядавши тело то, рек: «Такова мертвеца аз николи не видал: лице не пременилося, барвы[3439] не стратило, очи не опали[3440], нос не обострился, скора[3441] не очерствела[3442]. Сия панья жива есть, разве ю немощь по немочи омертвела». И оглядавши все жилы[3443]

, рекл: «О, приятеле сея жены, аще бысте мене при себе имели, то бы сего тела в море не вручили». И набрал зелия и корение, которое он знал, велел лесу[3444] на четыре колы положить и тело наверх взложить. И учинил огонь под лесом[3445] с того корения, дондеже оно тело добре разогрелося. И потом все тело помазал елеем, потом мастию драгою. И как познал на жилах, что прирожение[3446] мочь приимает, учинил ей чихавку. Потом чьхнула так, что та ляса, на которой лежала, потряслася. А она прияла духа и, отворивши очи одва[3447], немо[3448] промолвила, рекучи: «Кто есть при мне, смотри, чтобы еси не прикоснулся мне, ибо королевна есмь короля великаго». И приявши лекарство, которое посиляет, была не во мнозе времени велми красна и здорова.

Не диви же ся сему никтоже и не мни, чтобы то так не было праведно, ибо писмо свидетелствует, что старые,[3449] паче же жидове, имели тот обычай, что своих милых приятелей умерших тела ховали до трех дней: или[3450]

душа в теле утаилась от великия немочи и обуморено[3451] тело стало, яко же то мистрове поведают, что прилучается бывати так.

Тогды Силемон, появши мистра своего до комнаты, в которой королевна лежала, и рекл ему: «Смотри, мистру, которой велел ей гроб готовить, се видиши ю живу». Мистр, увидевши панью красну, рекл: «Рад вижу смысл твой и весел есмь о учении твоем. Не мни, добрый учениче мой, что даром погубил еси труд свой, которой имел еси, о сей панье трудяся, ниже наклад[3452] стратил[3453] еси, которой на ея лекарство истощил еси, ибо сия панья имать велико богатство от злата. Потом мистр отважил[3454] то злато и дал едину тысящу Силемонови, а другую тысящу схоронил той королевой. И по малом времяни вылечилася из той немочи та королевна и была так красна, что ея чудности дивовался всяк, увидев ю. И взял ю мистр Церимонсебе за дочь и помышлял ея выдать замуж. Она же, то узнавши, рекла ему: «Отче мой, рачь[3455] ведати, что я есмь жена короля великаго и вем истинно, что он для меня есть в великой жалости. И сего ради хощу его в чистоте ожидати, дондеже увем о нем или он увесть о мне». И так ей тот мистр допомогл, что ю княжною[3456] учинил той богине, нарицаемой Веста,[3457] ибо кто той богине прислуживал, да живет в чистоте. А в те времена панны и паньи такоже за княжну имели ю. И тако там Люцына служила.