Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

Узревши тот лист, королевна, заплонавшися срамом[3402], почала меж собою так говорить: «Отцу правду отписать — то срам есть, а не отписать — велика тщета. А всяко[3403] же легчае есть срам мал, нежели велика тщета[3404]». И выявши свою табличку,[3405] почала писать преже «А». И видячи то, ея матка почала тому дивитися, что она дерзнула писати

[3406] «А», ано[3407] не было и единаго слова от тех двух княжат имя, которое бы ся от «А» починало. А как написала «А», почала писать «п». Разгневавшися, матка рекла ей: «Злая дочко и безстыдная, чего деля хощеши род свой понизить? Княжат великих и знаменитых утопляеши, а убогаго утопленика морскаго себе избиравши». На то слово ея дочь отвечала: «Матко, не тебе то дано выбирать, але мне, того деля я сама себе изволих того, коли уже мне есть мил. Потому что любовь не на богатстве лежит, але на шляхетности и вере[3408]». И рекши то, встала от матерее и написала лист таков, яко «хощу Аполлона, а не дашь ли мене тому, веждь, яко погубиши дщерь свою». И как король тот лист прочитал, абие гостем отказал и скоро учинил свадбу Аполлону и Люцыне, дщери своей, с великою почестностию.

И как Аполлон с королевною близ уже году жил, были меж собою в великой любви. Тогды в некоторой день, появши ю с собою, прохаживался с нею у моря. А в те поры приплыл корабль, на котором было знамя тирское. И как то увидел Аполлон, рекл королевне: «Сей корабль из моей земли есть. Подождем, что нам из его, яковые вести скажут». Тогды некто из корабля познал Аполлона и рекл ему: «Здрав буди, кролю Аполлоне, и веселися, монархо великий, ибо король Антиох у

бит[3409] есть и со своею дщерию, а все княжата тебе цесарем выбрали и ждут тебе весело со Антиоховыми клейноты[3410]. И вышед из корабля, справил посолство и дал ему от княжат лист.

Тогды, как Аполлон королю Цылибскому, тестю своему, те вести сказал, рекл король: «Для двух причин те мне вести любы: первая — твоя честь есть ми велми люба, такоже и то мне мило, что уже вем, яко свою дочь королю великому дал. Але то мне есть не мило, что мне тебя при себе не иметь и такова милого человека стратить[3411]. А всяко[3412] будет можеши свою мысль перемочь, буди со мною, а я днесь своего королевства тебе ся поступаю». И рекл Аполлон: «Королю милый, с той ласки тебе дякую

[3413], але изводи то ведать, что в своей земли и во околних оставих други и недруги, а не прилежало бы то на мене[3414], чтобы ся им не объявил и кождому по его службе не отплатил».

Тогды велел корабль приправляти и, шедши к своей королевне, рекл до ней: «Кралевно милая, знай добре перстень сей, ибо аз имам ехать до своей земли и тамо в цесарство ся облечь. И тамо без великих боев не имам быть. Того деля в ту валку[3415] лутче тебе у матери быть, а не инде где. И как время тому будет, тогды я по тебе с честию пришлю; а не верь иному ничему, разве сему перстню, как к тебе его пришлю». И как ту речь королевна услышала, обумерши[3416], пала на землю. И по хвили[3417]

укрепившися и рекла: «О, неверие безверное и безчастное! О, немилость великая! Хощеши бо мене оставити! Аз убо для тебе всем отказала и лучше той утехи не имела, еже тебе видети, ибо я тебя полюбила себе и с тобою хочю всегды быть. Будешь ли ты где потешен, тамо и я с тобою утешуся. А будешь ли где в несчастии, то несчастие мне легчае будет с тобою терпеть, очима видети, нежели ушима слышати, ибо посолство многажды причиняется, нежели ся ставает[3418]». Отповедал ей Аполлон: «Видиши ли то, что еси бременна, и к непогоде морской ты не привыкла еси, аморе милостиво быти не может; того деля тебя боюся взяти». К тому же королевна рекла: «Кабы в тебе была верак моей немощи, то имел бы еси и издалека ко мне приехать. А уже то время приближается, а ты хочешь от мене ехать. Не станется так, але где ты будешь, тамо и аз буду». Рекл Аполлон: «Коли уже инако то быти не может, взявши отпущение[3419], всядем на море». И тако Аполлон и королевна, взявши отпущение и прощение[3420], всели в корабль и пустилися по морю.

И как тогды отвезлися от брегу, ехали до Тиру. И как уже два месяца были на мори, тогды королевне смрад морской и буря прешкарежила[3421], а время приближилося родити. И тако с великими болестями ложе в ней завратило[3422], и того деля не могла долго дитяти породити. Потом же, как в тых болестях злых породила дщерь, и была яко мертва. И все, которые смотрели на ню, мнели, что уже умерла. И тогда был крик и плач велик в корабли, а Аполлон паче всех жалость имел, ибо в сердцы его болесть велика была.