Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

А как уже Аполлон жену так жалостливо стратил, обещался, что девять лет из корабля не вытить, разве ко своей дщери. И в тых летех ни брады не голить, ниже мытися обещался.[3458] Потом велел кораблеником приправить паки ко граду Тарсу. И приплывши там, стал у господаря своего Странквилеа, которой имел жену именем Дионисию, которым Аполлон предал дщерь свою и с ея мамкою[3459] Лигориею. И дал с нею много злата и клейнотов[3460] и велел ю прозвати Тарсиею по имени града того Тарса, в котором ю ховати[3461] умыслил. И рекл Аполлон к господарю и к господыне: «Приятеле милыи, вам паче верю, неже кому иному на свете, поручаю вам сие дитя, на котором лежит моя последняя утеха. А прошу, попомните мою милость, которую я вам учинил и сему граду». И как шлюбил

[3462] дитя верно ховать, тогды Аполлон, вшедши в корабль, почал по морю жалостливо ездить.

Потом Тарсиа выросла из лет детиных и почала со иными паньями до школы ходить и начала велми прилежно учитися. И прилучилося в некоторой день, как Тарсиа из школы пришла, узрла оное: ано ея мамка, Лигория именем, рознемоглася на смерть. То видячи, Тарсиа почала над нею горко плакать. Тогды Лигориа начала ея вопрошати, глаголя: «Веси ли, чья еси дочь?» К тому Тарсиа, яко домнваючися[3463], рекла: «Странквилона, и Дионисиа есть матка моя». Рекла ей мамка: «Ты не веси, але я тебе повем: отец твой есть Аполлон, король Тирский, а матка твоя есть Люцыня, дочь короля Цылибскаго. И та породивши тя и вручена бысть в море, а отец твой, Аполлон, дал тебя здеховать: през жалость, которую имать по матце твоей, и уже некоторое время блудит по морю». И потом Лигориа умерла. Тогды Тарсиа долго жаловала мамы своей и взяла за обычай, что как рыхло[3464] из школы пришла, никогды не ела, дондеже преже на мамкин гроб шла и там поплакала мамки своей; и взглядаючи на море, плакала своей милой матки, которая была на море вручена, и отца своего, которой по морю в жалости блудит.

И было в некоторое время, что Дионисиа шла из божницы, а ея дочь Филомациа пред нею в драгом одеянии, а Тарсиа за ними, яко то их девка[3465]. И как то видели дворяне[3466]

, почали о том говорити: «Та, которая за ними идет, откуду есть[3467], шляхетнейша[3468] есть, але та, которая пред ними идет, не есть той чести годна. Услышавши то, Дионисиа засмутилася[3469] велми и, пришедши до дому, ударила собою о землю и плакала того поношения, которое слышала о своей дочери. И почала абие умышлять, как бы могла Тарсию с света згладить[3470], чтобы для ей ея дочь вперед такой срамоты не терпела.

И имела она единаго раба[3471] в своей веси, именем Феофила, егоже владарем[3472] учинила, и послала по него и рекла: «Феофиле, слышу о тебе много злаго, что мое добро крадешь, а се еси яд купил, которым бы меня и господаря моего хотел окормить[3473] и чтобы тебе, дочь мою появши, в наше имение войти. И то так не будет, але то, что еси мыслил о мне, то я над тобою учиню». И почал Феофил присягать, что о том никогда не помышлял. Але панья его Дионисиа рекла ему: «Сия речь едина яко что[3474]: или убей Тарсию, или я тебя велю убить». Услышавши ту речь, Феофил рекл: «Коли уже инако быти не может, лутче ми, да бых аз жив стал, а ону убил». Тогды Дионисиа, отвещавши, рекла: «Имеет Тарсиа тот обычай, что преже она ни пьет, ни ест, дондеже ходит меж гробов[3475]

плакати своей мамки, а ты ея там дождався, убей ю. И как ю згладишь с света, будешь свобожен от работы моей».

Тогды Феофил, сведавши час, коли имела до гробу Тарсиа итти, шел преже и почал меж гробы укрыватися. И как Тарсиа пришла, узревши ю Феофил, убоялся велми и рекл сам в себе с плачем так: «О, работа безчастна и велика, в какой есмь тщеты от тебе стал![3476] О, тоска моя великая! Как мне забить панну такову красну и велми шляхетну и пролить кровь неповинную? Але понеже то инако быть не может, имать быти так, что убию ея». И выступил абие до ней, и взял мечь свой, и поймал ю за косу и ударил ю абие о землю.

Тогды Тарсиа почала Феофила покорне вопрошать: «Что то есть и что хощеши со мною творити?» На то ей Феофил отповедал, глаголя: «Ужо твоя шея взвоет, что я тебе мышлю и что учиню ти». И взял мечь свой и хотел ей главу стять. Тогды Тарсиа промолвила к нему, глаголя: «О, милый Феофиле, повеждь ми, чем я сию смерть выслужила? Аз бо николи против тебе ничего зла не учинила, але во всем с радостию служила. Прочто хочешь руце смазать[3477] кровию княженецкою и невинною? Николи без мести не будешь[3478]». К тому он ей рекл: «Ты мне никоего зла не сотворила еси, але отец твой, король Аполлон, дал много злата господарови, и того для велела тебя господыня твоя убить, чтобы то злато себе имела». Рекла Тарсиа к нему: «Понеже инако быть не может, прошу тя, остави мне, дондеже поплачю и пожалею смерти матки моей, такоже и мамки». И он мовил: «Плачь, а то ведай: что творю, того не рад творити».