Ах, как я долго молчал о тебе, мой собственный город,Славный вином, полноводной рекой, достойным народом,130 Нравом и острым умом горожан и чтимым сенатом!Можно подумать, что я оттого не назвал среди самыхПервых тебя городов, что почел тебя слишком ничтожным?Нет! я недаром твой сын! я рожден не на варварском Рейне,Не был мне колыбелью утес ледовитого Гема:135 Здесь – моя родная земля, под ласковым небом,Где орошенная почва свои расточает щедроты,Долго длится весна, и зима теплеет под солнцем,А полноводные реки у ног холмов виноградныхБурным кипеньем своим подобны морскому приливу.140 По четырем сторонам возвышаются стены, крутыеБашни возносятся ввысь, пронзая вершинами тучи;Встали меж стен рядами дома, пролегли между нимиУлицы, дивные взору, и площади, подлинно плоски,А на скрещенья путей глядят городские ворота.145 Город разрезан рекой, питаемой струйками речек,И наполняясь она приливной волной Океана,Прямо навстречу очам несет судоходное море. Хватит ли сил у меня описать знаменитый источник,В мраморных плитах своих бурлящий, подобно Еврипу?150 Как он обилен! как он глубок! как рвется наружуВ полном бассейне вода, подступая к двенадцати устьямИ не скудея ничуть, хоть ее и без устали тратят!Вот у какого ключа пожелал бы раскинуть становьеЦарь мидийский, чья рать осушала целые реки;155 Вот какую во все города провел бы он воду,Сам привыкший везде утоляться лишь влагой Хоаспа.Славься, таинственный ключ, благодатный и вечный поилец,Чистый, синий, глубокий, тенистый, прозрачный, журчащий!Славься, добрый наш гений, целебный целому граду;160 Кельты тебя Дивоной зовут, и ты подлинно дивен.Не превосходит тебя ни Апон приятностью вкуса,Ни чистотою Немавс, ни Тимав полноводным теченьем. Пусть это слово положит предел моему описанью!Рим стоял во главе городов – Бурдигала да будетИх замыкать череду на втором приметнейшем месте.Это – родина мне, а Рим – превыше всех родин.Риму – почет, Бурдигале – любовь; хоть консул в обоих,Здесь я – жилец; тут моя колыбель, там – курульное кресло.МОЛИТВА РОПАЛИЧЕСКАЯ
К ФЕОНУ, ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ОТ НЕГО ТРИДЦАТИ УСТРИЦ
Я все ждал, что ты ответишь мне на мои шутки насчет твоей недостойнейшей медлительности, но так ничего и не добился: отказал ты мне в этом даре ответной дружбы. И тогда, отыскав изъеденное червями старое мое к тебе послание про устрицы и ракушки, написанное когда-то с такою нарочитою темнотою, этот юношеский свой набросок подновил я старческою рукою, не меняя его забавного и насмешливого склада. Отзовись же хоть на эти знакомые песни, если новые ты осуждаешь своим молчаньем!