В отчете об этом же выступлении поэта М. Х. Данилов писал: «Есенин — дикий ветер русского духа, одинаково способный ломать, ласкать и дробить, но даже и в бессмысленном разгулье своем таящий некий первобытный разум, которого нельзя не почувствовать, в котором есть много цельного и здорового. Того, что нужно нам сейчас. Вот почему нам всем странно близок этот “скандальный пиита” в серой блузе с вечно расстегнутым воротом, с поблекшими синими глазами на удалом лице и встрепанной соломой волос. <...> Читал Есенин неплохо, хотя голосовые средства его не сильны и не богаты оттенками» (Бак. раб., 1924, 6 октября, № 226; подпись: М. Д-ов).
Уже первые отклики на поэму были разноречивы. Так, А. Б. Селиханович сетовал: «Вот в этом вся и беда, что поэту “ни при какой погоде” не хотелось читать ни Маркса, ни Энгельса; не захотелось проникнуть<ся> мировоззрением рабочего класса» (Бак. раб., 1924, 25 сентября, № 217). Напротив, Г. Лелевич, процитировав финал поэмы целиком, с энтузиазмом восклицал: «Это совершенно ново! Правда, Есенин здесь не сливается органически с нашей революцией, он еще смотрит на нее со стороны, но он видит уже конкретные ростки новой жизни. <...> Научиться видеть революционное новое, а не только метели и Христа “в белом венчике из роз” — это задача, которой не осилило большинство попутчиков. Есенин в этом (и некоторых других) стихотворении приближается к этому умению. Рано еще делать выводы, имеем ли мы дело с глубоким благотворным переломом или с временной игрой настроений. Как бы там ни было, приходится отметить революционные, светлые, радостные ноты в творчестве Есенина» (журн. «Молодая гвардия», М., 1924, № 7/8, декабрь, с. 268–269).
В дальнейшем большинство критиков — исключая Г. Г. Адонца (журн. «Жизнь искусства», М., 1925, № 35, 1 сентября, с. 9) — высказывались о «Возвращении на родину» в духе, близком суждениям Г. Лелевича. Среди них были М. Х. Данилов (Бак. раб., 1924, 25 декабря, № 294), А. П. Селивановский (журн. «Забой», Артемовск, 1925, № 7, апрель, с. 16), А. К. Воронский (альм. «Наши дни», М.–Л., 1925, № 5, с. 308), А. Я. Цинговатов (журн. «Комсомолия», М., 1925, № 7, октябрь, с. 63), В. Г. Никонов (журн. «Стрежень», Ульяновск, 1925, № 1, ноябрь, с. 11), П. И. Чагин. Последний закончил свое предисловие к Р. сов. такими словами: «Такие превосходные создания есенинского пера, как “На родине” <первоначальное название поэмы>, “Русь советская”, чрезвычайно характерны не только для него, но и для всей той среды, через которую и вместе с которой он, подгоняемый ветрами и бурями революции, проталкивается к массам. В гражданских стихах Есенина нашел свое поэтическое выражение перелом, происходящий теперь в настроениях и сознании нашей интеллигенции. Это лишний раз свидетельствует о непочатой силе есенинского таланта и о том, какого большого поэта приобретает в нем революция» (Р. сов., с. 4).
А. И. Ромм, однако, расценил оба вышеупомянутых произведения как стилевой «срыв»: «...“На родине” и “Русь советская” местами впадают в плоский прозаизм, в слишком описательную обстоятельность. <...> Но это, конечно, только мелкие неудачи» (альм. «Чет и нечет», М., 1925, с. 37). В то же время А. Я. Цинговатов не сомневался, что обе поэмы Есенина, «конечно, войдут в хрестоматии» (журн. «Комсомолия», М., 1925, № 7, октябрь, с. 63).
Группа отзывов была посвящена пушкинскому началу в этих сочинениях. П. Ионов писал: «...внимание читателя приковывают прекрасные стихи С. Есенина. После долгих и бурных исканий автор пришел к Пушкину. Его “На родине” и “Русь советская” определенно навеяны великим поэтом...» (газ. «Правда», М., 1924, 24 октября, № 243). «Переход к пушкинскому стиху» в этих двух поэмах отметили И. М. Машбиц-Веров (журн. «Октябрь», М., 1925, № 2, февраль, с. 145) и И. Н. Розанов (журн. «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 114; подпись: Андрей Шипов).