на смертном одре так же страшна, как страшен сейчас мой Джэб. Но всемогущий бог справедлив, и я склоняюсь перед его волей. — Оклеветанная женщина! — повторил Лайонел.— Говори же, говори, и я буду всегда благословлять тебя! Эбигейл застонала,так протяжно и глухо, что окружав¬ шим ее почудилось, будто это испустил дух ее сын. Совсем обессиленная, она опустилась на скамейку и, по¬ никнув головой, опять спрятала лицо в складках своего платья. — Оклеветанная! — медленно, с презрительной усмеш¬ кой произнес Ральф. — Какого только наказания не заслу¬ живает развратница! — Да, оклеветанная! — воскликнул Лайонел. — Кля¬ нусь жизиыо, старик, рассказ твой был лжив! Ральф молчал, но губы его быстро шевелились, словно он возражал про себя на эти слова, а на его исхудалом лице появилась ироническая улыбка. — Не знаю, что вы могли услыхать от других, — снова заговорила Эбигейл, но так тихо, что тяжелое и мерное дыхание Джэба почти заглушало ее слова, — но бог мне порукой, вы не услышите от меня ни единого слова не- цравды. По законам нашей колонии больных заразной болезнью отделяют от здоровых, и ваша мать очутилась в моей власти, а также во власти другой женщины, ненави¬ девшей ее еще больше, чем я. — Боже правый! И вы подняли на нее руку? — От такого преступления нас избавила ее болезнь. Ваша мать умерла обезображенная; я же хоть и утратила очарование первой юности, но была по-прежнему хороша, а людское презрение и нищета еще не коснулись меня сво¬ им тлетворным дыханием. Эта мысль служила мне грехов¬ ным, но сладостным утешением. Тщеславная и легкомыс¬ ленная, я все же не столько любовалась своей молодой красотой, сколько радовалась безобразию соперницы. А ваша бабушка тоже, конечно, действовала по науще¬ нию дьявола... — Говорите только о моей матери, — резко перебил ее Лайоиел, — о своей бабушке я знаю все. — Черствая и расчетливая, ваша бабушка не знала разницы между добром и злом. Она даже возомнила, что может разбить сердце человека, а потом исцелить его но¬ вой любовью. Едва ваша кроткая мать испустила послед¬ 384
ний вздох, как был составлен гнусный заговор, чтобы очернить ее доброе имя. Ваша бабушка решила, что ей удастся с помощью хитрых речей привести оскорбленного в своих чувствах супруга к ногам ее дочери — ни о чем не подозревавшей матери вашей супруги, которая стоит сей¬ час рядом с вами. А я в своем легковерии возлагала на¬ дежды на то, что со временем мое дитя и чувство справед¬ ливости смягчат сердце отца и соблазнителя и я займу положение, которое занимала ненавистная мне женщина. — И мой обманутый отец услышал эту бесчестную клевету со всеми ее гнусными подробностями? — Да! Сначала он колебался и не хотел верить. Тогда я поклялась на святом евангелии, что все это правда. — И он, — спросил Лайонел, почти задохнувшись от волнения, — он поверил? Он поверил, когда услышал торжественную клятву, произнесенную женщиной, за которой не знал иной вины, кроме сердечной склонности к нему. А потом он разра¬ зился страшными проклятьями, и его красивое лицо ис¬ казилось от гнева, и мы обе подумали, что добились своего. Но мы не знали, как велика разница между глубокой страстью и мимолетным увлечением. Мы хотели исторг¬ нуть из его сердца любовь к умершей, но лишь разбили его; мы хотели ввести его в заблуждение и отняли у него рассудок. Эбигейл умолкла, и в комнате наступила такая тиши- па, что стал отчетливо слышен глухой рокот взволнован¬ ного города, подобный налетающему ветру, а гром канона¬ ды, казалось, зазвучал совсем близко. Дыхание Джэба внезапно прервалось, словно душа его ждала только конца этой исповеди. Полуорт незаметно для себя выпустил его безжизненную руку, забыв о том горячем сочувствии, ко¬ торое еще так недавно испытывал к бедняге. В этой мерт¬ вой тишине Ральф вдруг вскочил со своего места у ложа покойного и приблизился к Эбигейл, которая стояла, низко опустив голову, терзаясь муками совести и запоздалым раскаянием. Он набросился на нее, точно тигр, и закричал так дико и страшно, что все задрожали от испуга. — Чудовище! — воскликнул он.— Теперь ты не уйдешь от меня! Принесите сюда священную книгу! Пусть она поклянется еще раз! Пусть поклянется еще раз! И да будет проклята душа клятвопреступницы! — Отпусти эту женщину, негодяй! — закричал Лайонел, 385