Читаем Том 4. Письма 1820-1849 полностью

Здесь мы с 19 числа и завтра уезжаем. Варшава приятно поразила меня. Это довольно большой город и в данное время, благодаря ярмарке, весьма оживленный. Здесь я вновь обрел множество впечатлений, дремавших во мне уже многие годы и пробудившихся словно от толчка, едва я ступил на улицы Варшавы. Ибо как-никак, несмотря ни на что, этот город внешне чем-то родственен Москве, и это особенно бросается в глаза тому, кто едет с Запада.

Помимо этих впечатлений, я встретил здесь и несколько знакомых, в том числе родителей Ивана Гагарина*, и, разумеется, неизбежного Тургенева

, направляющегося из Москвы в Киссинген, с записной книжкой в руке. Что за человек! или, вернее, что за почтовая лошадь. Чтобы скрыться от него, пришлось бы, пожалуй, уехать по меньшей мере в Китай. — А ты, кисанька, что поделываешь сейчас? По твоим расчетам, ты с 20 числа должна жить в Блицхютте. Закутайся покрепче в свои горы, чтобы возместить для меня отвратительную равнину, в которую я погружаюсь. Поселился ли уже твой брат в Тегернзее? Вот вопросы, за ответом на которые мне следует отправиться за 1200 верст. А как твое драгоценное здоровье? Ты сама понимаешь, что теперь более чем когда-либо ты обязана заботиться о нем. Ты должна проникнуться этим сознанием. Нравится ли госпоже Бёнен у тебя, и бываете ли вы уже у владетельницы несравненной хижины? Кстати, Казимире следовало бы как-нибудь совершить то самое путешествие, которое я совершаю, — хотя бы для того, чтобы подвергнуть окончательному испытанию усердие и таланты Варвары.

Знаешь ли, что из всех моих воспоминаний единственное, чего я никак не могу уловить, — это твое милое лицо?..

Я, несомненно, менее чем кто-либо создан для разлуки. Ибо для меня разлука — как бы сознающее само себя небытие.

24-го. — Мы пробудем здесь еще сегодняшний день. Этим я создаю себе маленькую возможность получить от тебя письмо. Но берегись, если огорчишь меня! Я буду способен уехать отсюда, не попрощавшись с тобой.

Вчера, в канун Иванова дня, здесь был своего рода народный праздник, которым ежегодно отмечается этот день. Весь город высыпал на берега Вислы. Мост был заполнен громадной толпой. В этот день девушки по обычаю бросают в реку венки и по тому, как венки поплывут по течению, гадают о будущем. Вот — слов нет — поэтическая подробность, но если она и имела место, то, к сожалению, была так погребена в толпе и давке собравшихся, что в существование ее приходится теперь верить лишь понаслышке. Что касается избитого и укоренившегося представления об изяществе полек — это другое дело; это более чем слух, это — очень приятная действительность. В здешних женщинах, действительно, есть особое изящество, и в говоре и в звуке голоса — своеобразная нежность, о которой голос госпожи Вышковской дает далеко не полное представление.

Окрестности Варшавы не лишены прелести, хотя и расположены на равнине… Однако я замечаю, что впадаю в тон присяжного туриста… Итак, прощай, моя кисанька. Нежно обнимаю счастливую Мари, равно как и остальных детей, а Анне напишу, когда Богу будет угодно. Нежно целую тебя тысячу раз.

Тютчевой Эрн. Ф., 29 июня/11 июля 1843*

85. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 29 июня/11 июля 1843 г. Москва

Moscou. Ce 11 juillet. Mardi

Mon cher ange, ma chatte chérie. Je t’écris ces quelques lignes à la hâte pour t’informer de mon arrivée. J’ignorai que c’est aujourd’hui jour de poste et qu’il n’y en aura plus avant samedi. C’est donc à samedi que je renvoie les détails. J’ai trouvé, heureusement, à mon arrivée à Moscou ta chère lettre qui m’avait précédé. Il ne fallait pas moins pour me refaire des fatigues de l’atroce voyage que je venais d’accomplir. Mes parents, ma mère surtout me charge de mille tendresses pour toi. Elle m’a accablé des questions à ton sujet et s’est de suite appropriée le portrait de Marie. Sais-tu bien qu’au moment où cette pauvre vieille excellente femme s’est jetée en sanglotant à mon cou, le tout premier mot qu’elle m’ait dit a été pour m’annoncer qu’il y avait une lettre de toi

. Quant aux affaires, j’ai tout lieu d’espérer qu’elles s’arrangeront à souhait.

Mais encore une fois, à samedi dans quatre jours tu recevras ma lettre d’un volume satisfaisant, pour aujourd’hui je n’ai que le temps de fermer et de t’embrasser toi et les enfants. Ma chatte chérie, l’absence est une affreuse chose.

Перевод

Москва. 11 июля. Вторник

Перейти на страницу:

Все книги серии Ф.И.Тютчев. Полное собрание сочинений и писем в шести томах

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия