Читаем Том 4. Письма 1820-1849 полностью

Сегодня я обедал у госпожи Мейендорф в обществе Макса Лерхенфельда* и тотчас же погрузился в целый мир знакомых впечатлений. Я не против — отнюдь не против таких воскрешений, они связывают порвавшуюся цепь. Завтра в полдень я уеду отсюда, а ночевать буду в Веймаре. Железные дороги в соединении с хорошей погодой — истинное очарование. Едешь к одним, не расставаясь с другими. Города подают друг другу руки. Быть может, напишу тебе из Веймара, но вернее всего — из Франкфурта*.

Пфеффелю К., 8/20 июля 1847*

138. К. ПФЕФФЕЛЮ 8/20 июля 1847 г. Баден-Баден

Bade-Bade. Ce 20 juillet 1847

Me voilà depuis une quinzaine de jours en Allemagne et je n’ai pas besoin de vous dire, cher ami, que ce qui a le plus contribué à me faire revoir ce pays avec un véritable plaisir, c’est l’espoir de vous y rencontrer, vous et les vôtres. Vous connaissez l’horreur que j’ai des écritures, ainsi vous m’aurez pardonné sans peine la persistence de mon silence, mais les lettres de votre sœur ne vous auront pas laissé ignorer, combien souvent vous avez été regretté et desiré pendant la durée de ces trois années d’absence.

J’aurais été tout de suite vous chercher à Munich, mais je savais que vous étiez sur le point de quitter cette ville et j’ai pensé que notre entrevue pourrait tout aussi bien avoir lieu ailleurs soit sur les bords du Rhin, soit même à Ostende, où vous devez faire un séjour de quelques semaines. Je serais même bien aise de la soustraire à l’influence des impressions locales d’une ville, dont une absence de trois ans n’a pas entièrement triomphé en moi du sentiment de satiété qu’elle m’a laissé. Je me figure après cela ce que doit être l’intime et profond dégoût que vous vous en emporterez… Ainsi choisissons, s’il vous plaît, pour lieu de notre rendez-vous quelque localité moins fanée. Faites-moi seulement part des dates de votre itinéraire, et il me sera facile, grâce à mon entière indépendance de mouvement, d’aller vous joindre partout où vous serez. Adressez-moi le mot d’avertissement que je vous demande à Bade-B.

Je reviens en ce moment de la Suisse, où j’avais été chargé de porter de nouvelles instructions à notre mission à Zürich. Eh bien, voilà un pays qui, logiquement parlant, devrait être à la veille d’une guerre civile*

. Et cependant je n’ai jamais vu à aucun pays une physionomie plus placide, plus débonnaire.

C’est que c’est en Suisse comme partout ailleurs, les velléités révolutionnaires ne sont que le fait de quelques-uns. Les masses y résistent, jusqu’à présent, non pas par leurs convictions, car elles n’en ont plus, ou n’en ont que de mauvaises — mais tout bonnement par leur poids. Laquelle de ces deux influences aura fini par l’emporter sur l’autre, c’est ce que nos enfants viendront un jour nous raconter dans l’autre monde.

En attendant, cher ami, mettez-moi aux pieds de votre femme*. Elle sera touchée, j’en suis sûr, du plaisir que j’aurai à la revoir. Mille tendresses aussi à vos enfants*

.

Je reçois à l’instant une lettre de votre sœur qui est en ce moment aux environs de Réval. Elle se porte bien, mais elle me manque beaucoup. Tout à vous T. T.

Перевод

Баден-Баден. 20 июля 1847

Две недели как я в Германии, и мне нет надобности говорить вам, любезный друг, что надежда встретить здесь вас и всех ваших наиболее способствовала тому, что я снова увидел эту страну с истинным удовольствием. Вам известно мое отвращение к писанию, следовательно, вы легко можете простить мне мое упорное молчание, но из писем вашей сестры вы знаете, как часто в течение этой трехлетней разлуки мы сожалели о вашем отсутствии и желали вас видеть. Я бы незамедлительно направился к вам в Мюнхен, но я знал, что вы собираетесь оттуда уезжать, и рассудил, что наше свидание может столь же успешно состояться где-нибудь в другом месте, либо на берегах Рейна, либо даже в Остенде, где вы собираетесь провести несколько недель. Я буду даже весьма рад оградить это свидание от воздействия впечатлений того города, чувства пресыщения которым не могло победить во мне и трехлетнее мое отсутствие. Представляю себе, каким же искренним и глубоким должно быть отвращение, которое вынесете от него вы… Итак, изберем, если вам угодно, для нашей встречи какую-нибудь менее заезженную местность. Сообщите мне только точные числа вашего маршрута, и, поскольку я ничем не связан в своем передвижении, мне будет легко встретиться с вами, где бы вы ни находились. Сведения, которые я у вас прошу, направьте в Баден-Баден.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ф.И.Тютчев. Полное собрание сочинений и писем в шести томах

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия