Том 4. Стиховедение

ФОНИКА (от греч. φωνικός — звуковой, φωνή — звук) — звуковая организация художественной речи, а также отрасль поэтики, ее изучающая. Звуковой материал, которым располагает художественная речь, задан ей самим языком, он всегда ограничен (например, в русском языке всего около 40 фонем), поэтому невольное повторение тех или иных звуковых явлений естественно происходит во всякой речи. Речь художественная упорядочивает эти повторения, используя их для эстетического воздействия. Упорядоченность частично канонизируется, превращаясь в твердые нормы (область стихосложения), частично остается более свободной (область фоники в узком смысле слова — она же эвфония, инструментовка). В разных литературах и в разные эпохи внимание к фонической организации текста было различно (в русской поэзии — в XX веке больше, чем в XIX), но всегда в поэзии проявлялось больше, чем в прозе (см. Поэзия и проза[333]).

Основным элементом фоники (эвфонии) является, таким образом, звуковой повтор. Среди звуковых повторов различаются: а) по характеру звуков — аллитерации (повторы согласных) и ассонансы (повторы гласных); б) по количеству звуков — двойные, тройные и т. д. (А… А… и А… А…А…), простые и сложные (А… А… и ABC… ABC…), полные и неполные (ABC… ABC… и ABC… АС… ВС…); в) по расположению звуков в повторе (АВС… ВСА… АСВ… и проч.) — терминология не установлена; г) по расположению повторов в словах, в стихах и т. д. — анафора (А… — А…), эпифора (…А — …А), стык (…А — А…), кольцо (А… — …А) и их комбинации. Некоторые из этих повторов могут быть канонизированы и стать элементом стихосложения (аллитерация в анафоре стиха канонизирована в германском и тюркском аллитерационном стихе, сложная аллитерация с ассонансом в эпифоре стиха канонизирована в рифме).

Повторы превращаются в систему: а) подбором присутствующих в тексте звуков (обычно) или отсутствующих (см. Липограмма[334]); б) расположением отобранных звуков по сходству (обычно) или по контрасту (в строках А. С. Пушкина «Пора, перо покоя просит, я девять песен написал» центральное слово «девять» контрастно выделяется на фоне аллитерации на «п»); в) сходством располагаемых звуков — полным (аллитерация на «п», ассонанс на «у») или неполным (аллитерация на губные согласные, ассонанс на закрытые гласные).

Осмысление получающихся таким образом фонических систем — связь «звук и смысл» — происходит с различной степенью конкретности: а) ономатопея — имитация звуковых особенностей явлений действительности как подбором слов с однородными, близкими звуками («Знакомым шумом шорох их вершин…» — Пушкин), так и прямым звукоподражанием (например, лягушкам в басне А. П. Сумарокова «О как, о как нам к вам, к вам, боги, не гласить»); б) «звуковой символизм» (так, для пушкинских строк «Брожу ли я вдоль улиц шумных…» небезразлично, что, по данным психологии, звук «у» независимо от смысла слов обычно воспринимается как «темный», «тяжелый», «грустный» и др.); в) звуковые ассоциации: аллитерирующие звуки напоминают о каком-то названном или неназванном «ключевом слове» (такова теория анаграмм, разработанная Ф. де Соссюром); пример: 2-я строфа «Утеса» М. Ю. Лермонтова аллитерирована на слово «стоит» (или «утес»). К «звуковому символизму» и анаграмме близка своим звуковым и смысловым аспектом паронимия. Но и независимо от такого прямого осмысления сам факт наличия звуковых перекличек в стихе обогащает текст внутритекстовыми связями и тем делает его потенциально более художественно выразительным.

ЛИТЕРАТУРА. Брик О. М. Звуковые повторы // Поэтика. Пг., 1919; Артюшков А. Стиховедение. Качественная фоника русского стиха. М., 1927;

Бернштейн С. И. Опыт анализа «словесной инструментовки» // Поэтика. Вып. 5. Л., 1929; Брюсов В. Я. Звукопись Пушкина // Избранные сочинения. Т. 2, М., 1955; Шенгели Г. А. Техника стиха. М., 1960; Гончаров Б. П.

Звуковая организация стиха и проблемы рифмы. М., 1973; Журавлев А. П. Звук и смысл. М., 1981; Тимофеев Л. И. Слово в стихе. М., 1982.

Первый кризис русской рифмы[335]

Статья Ю. И. Минералова, вновь поднимающая вопрос о месте «загадочной» рифмовки Державина в истории русской рифмы[336], в значительной степени опирается на мои подсчеты частоты различных типов аномальной рифмы у русских поэтов XVIII — ХХ веков. Подсчеты эти, сделанные для готовящейся «Истории русского стиха», оглашались в нескольких докладах в Москве, Ленинграде и Тарту, но лишь частично. Так как этот материал, по-видимому, допускает также и иные интерпретации, то, может быть, не лишним будет предложить читателю наши подсчеты полностью — хотя бы по поэтам 1740–1840‐х годов, сопроводив их лишь самыми краткими предварительными замечаниями.