Том 4. Стиховедение

Вообразим, что эти стихи читаются в присутствии двух людей, из которых один знает, кто такой фон-Буль и что такое Джон Буль, а другой этого не знает и предполагает, что речь идет об одном и том же неизвестном ему лице, скажем некоем графе Джоне фон-Буле. Первый воспримет рифму Булю — Булю как очень изысканную и острую, а второй как неумелую и неудачную[377].

Между этими двумя крайностями есть, однако, еще более любопытные промежуточные случаи — правда, чрезвычайно редкие: когда одно и то же слово употреблено в рифме один раз в своем основном значении, а другой раз — в переносном, метафорическом. Очень интересный пример тому — у Некрасова в сатире «Недавнее время». В ней описывается знатная публика петербургского дворянского клуба накануне реформ — ретрограды, обжоры, пустодумы, игроки, всполошенные слухами об освобождении крестьян, — и на них молча глядит медный бюст дедушки Крылова и как будто насмешливо напоминает:

Полно вам — благо сами вы целы —О наделах своих толковать,Смерть придет — уравняет наделы,

Если вам мудрено уравнять…Полно вам враждовать меж собоюЗа чины, за места, за кресты —Смерть придет и отнимет без боюИ чины, и места, и кресты!..Пусть вас минус в игре не смущает,Игроки! пусть не радует плюс —

Смерть придет — все итоги сравняет:Будет, будет у каждого плюс!..

В первом из этих трех четверостиший рифмы вполне обычные; во втором кресты — кресты — по-видимому, тавтологическая рифма; а в третьем, где слово плюс сперва означает отметку игрока при выигрыше, а потом, несомненно, крест над могилой, перед нами как бы сразу и тавтология, и не тавтология. И этот эффект не пропадает даром: озадаченный читатель еще раз оглядывается и на предыдущую строфу, чтобы задуматься, за какие же, собственно, места и кресты грызутся между собой люди: на службе или на кладбище?

Некрасов сам нарочно выделяет этот последний плюс курсивом (курсив в тогдашнем употреблении означал то же, что кавычки), как бы указывая: плюс курсивный — это не то же самое, что плюс некурсивный! А в другом месте он различает два значения одного слова иначе — большой буквой. В поэме «Мороз Красный нос» героиня вспоминает, как она упросила вынести из монастыря чудотворную икону Богоматери, чтобы исцелить своего умирающего мужа:

Двинулась с миром икона святая,Сестры запели, ее провожая,Все приложилися к ней.Много Владычице было почету:

Старый и малый бросали работу,Из деревень шли за Ней…

К ней, с маленькой буквы — то есть к иконе; за Ней, с большой буквы — то есть за Богородицей: одно и то же местоимение заменяет два разных слова, поэтому перед нами не совсем тавтология. При советской власти, когда местоимения, относящиеся к Богу, не полагалось писать с большой буквы, за Ней тоже писалось с маленькой, и читатели думали, что речь по-прежнему идет об иконе, и удивлялись, почему у Некрасова такая убогая рифма.

Писать слова, относящиеся к Богу, с большой буквы — дело общепринятое и каждому понятное. Но бывают случаи, когда поэт пишет с большой буквы слово, важное не для всех, а только лично для него (почему — читатель должен понять из контекста). Тогда оно тоже может рифмоваться так, как у Некрасова: сразу и тавтология, и не тавтология. Забытая поэтесса Вера Меркурьева в 1918 году написала большой цикл стихов к Вяч. Иванову — перед этим поэтом она преклонялась, но идей и чувств его решительно не принимала, он ей был и Друг, и Враг. На эти два слова она натягивает длинную вереницу рифм, завершая их именно полутавтологическими: