Читаем Том 4. Стиховедение полностью

Том 4. Стиховедение

Но начинается эта поэтическая форма в русском ХХ веке не с Вознесенского и не с Кирсанова, а с вечного новатора Андрея Белого и со стихов, по теме и стилю совсем непохожих на цитированные. Рифмованная проза такого рода у Белого — одна из самых частых форм, и стиховеды ее не замечали лишь потому, что не знали, как ее определить.

«Вечной (а) тучкой несется (б), улыбкой (в) беспечной (а), улыбкой зыбкой (в) смеется (б). / Грядой серебристой (г) летит над водою (д) — лучисто(г) — волнистой (г) грядою (д). / Чистая (е), словно мир (ж), вся лучистая (е) золотая заря (з), мировая душа (и). За тобой бежишь (к), весь (л) горя (з), как на мир (ж), как на пир (ж) спеша (и). Травой шелестишь (к): „я здесь (л), где цветы (м)… Мир (ж) вам (н)…“ И бежишь (к), как на пир (ж), но ты (м) — Там (н) / Пронесясь (о) ветерком (п), ты зелень чуть тронешь (р), ты пахнёшь (—) холодком (п) и смеясь (о) вмиг (с) в лазури утонешь (р), улетишь на крыльях стрекозовых (т). С гвоздик (с) малиновых (у), с бледно-розовых (т) кашек (ф) — ты рубиновых (у) гонишь (р) букашек (ф)» («Душа мира», 1902).

«После Он простер (а) мертвеющие, посинелые от муки (б) руки (б) и взор (а) в пустые (в) тверди (г)… Руки (б) повисли (д), как жерди (г), в густые (в) мраки (е)… Измученное, перекрученное (ж, ж) тело (з) висело (з) без мысли (д). Кровавились (и) знаки (е), как красные раны (к), на изодранных ладонях (л) полутрупа (м). Глаз остеклелою впадиною (н) уставился пусто (и? о) и тупо (м) в туманы (к) и мраки (е), нависшие густо (о). А воины в бронях (л), поблескивая шлемами (—), проходили под перекладиною (н)» («Христос воскрес», 1918).

Рифмовка здесь охватывает целых 78 и 70 % слов; свободны от знаков препинания 37 и 47 % рифм; длина рифменной цепи доходит до 28 членов (весь второй отрывок представляет одну такую цепь). Каждый рифмованный отрезок Белый, как правило, печатает отдельной строкой. Хотя встречаются и невыделенные, но ощутимые внутренние рифмы: «золотая заря, мировая душа», «измученное, перекрученное»; в стихотворении 1904 года «Серенада» («Ты опять у окна…») эта игра внутренними рифмами становится постоянной.

Особенностью текстов Белого является склонность к трехсложному ритму. Это позволяет прояснить генезис рассматриваемой формы у Белого. Вначале был общий вкус к трехсложным размерам, унаследованный ранним символизмом от 1870–1890‐х годов. Затем наряду с обычными равностопными трехсложниками появляются более прихотливые неравностопные (анапест: «О поэт — говори о неслышном полете столетий. Голубые восторги твои ловят дети»). Затем — наряду с правильными анапестами и проч. — являются неравностопные трехсложники с переменной анакрусой, обычно рассчитанной так, чтобы за женским окончанием следовала амфибрахическая анакруса, а за мужским — анапестическая, т. е. чтобы строки сливались в одну волну трехсложного ритма, непредсказуемо разрезаемую рифмованными строкоразделами («Взирая На девку блондинку, На хлеб полагая Сардинку, Кричал Генерал: „И под хохот громовый Проснувшейся пушки Ложились костьми батальоны“»). А затем у экспериментов было два пути. Можно было вовсе снять строкоразделы и рифмы — тогда получалась знаменитая метрическая проза «Масок» и других вещей позднего Белого («Домик — весь в отколуплинах, ржавооранжевый, одноэтажный, с известкой обтресканной, с выхватом, красный кирпич обнажающим…»). И можно было, наоборот, участить до предела строкоразделы и рифмы, сбивая их в одну сплошную ткань, где почти каждое слово рифмовано, — тогда получалась та рифмованная проза, о которой мы говорим. Сам Белый ясно сознавал смысл и связь этих своих экспериментов: он писал об этом в предисловии к «Зовам времен»[423], с удивительной точностью предвосхищая даже формулировки А. Л. Жовтиса.

Так и метрическая проза, и рифмованная проза развились из одного и того же корня — из стиха: из двух начал, организующих стих, ритмичности и расчлененности, метрическая проза односторонне абсолютизирует первое, рифмованная проза — второе, и результат оказывается одинаковый: стих становится прозой.