Читаем Том 4. Стиховедение полностью

Есть французская песенка про рыцаря Маржолэна; молодой С. П. Бобров взял это имя одним из своих псевдонимов, но в транскрипции Мар-Іолэнъ. А. А. Сидоров приветствовал его акростихом, но, не решаясь написать в 4‐й строке ни бобровского І, ни обычного ж, позволил себе замечательный макаронизм на буквенном уровне:

Мой милый друг, тебя узнал я сразу:Алмазности не утаишь небес —Рождающий смертельную заразуJean-Nicolas-Arthur Rimbaud воскрес.О, это ты, мой добрый друг запевший,Ласкательное я узнал перо —Эрот, луну стыдливую раздевший, —Не ты ли, мой поэт, больной Пьеро?

(За текст этого неизданного стихотворения приношу глубокую признательность К. Ю. Постоутенко.)

Звук, соответствующий английскому w, несомненно, входил в «фонетику интеллигентского языка»: была шутка, которую мне приходилось слышать от людей 1890‐х годов рождения и читать в романе Абрамович-Блэка: «английский тост» — «Уыпьем уодки!»; ср. у Блока в ямбе: «А муж твой носит томик Уайльда…» Памятны долгие колебания: как передавать английское w, писать ли Варвик, Уорвик, Уоруик или Уорик? Решено было, как известно, писать у, а подразумевать неслоговое w: в последних изданиях мы читаем «У. Шекспир». Вряд ли надежда на это «подразумевание» сбывается: у воспринимается как слоговое. Даже у такого рафинированного поэта, как Бродский, мы читаем в сонетах к Марии Стюарт: «Красавица, которую я позже Любил сильней, чем Босуэла — ты…» Ср. у Д. Самойлова в «Похитителе славы»: «Закурил привычный „Кент“ — Начинался у-ик-энд». Анненский еще произносил: «С звуками кэк-уока, Ожидая мокка…» — Белый уже пишет: «Плясал безумный кэк-у-о

к, Под потолок кидая ноги…», а Заболоцкий: «С лешачихами покойник Стройно пляшет кек-у-ок». Вяч. Иванов еще произносил: «Вскричал принц Уэльский: C’est unique!» (из неизданного либретто «Любовь-мираж») — Брюсов уже пишет: «Не вброшены ль в былое все мы Иль в твой волшебный мир, У-эльс?..» Пастернак в «Зареве» произносит в один слог: «…Писали б с позволенья вашего И мы, как Хемингуэй и Пристли», — Евтушенко в стихотворении о встрече с Хемингуэем твердо предполагает двусложие Хемингу
й. У Маяковского в «Юбилейном» строки «Выплывают / Red и White Star’ы / с ворохом / разнообразных виз» находятся в большом контексте вольного хорея, поэтому вероятнее всего, что предполагается произношение Выплывают «Ред и У-айт Стары», — хотя, конечно, в стихе Маяковского возможно и нарушение этого ожидаемого ритма.

Для другого специфически английского звука мы нашли лишь две русские рифмовки, обе — ориентированные не на произношение, а на написание английского слова: у Цветаевой в «Червонном валете»:

По-английскому-то money,А по-нашему — казна.Мой король — один на троне,
И жена ему нужна… —

и у Маяковского в «Бродвее»: «Скрежещет механика, звон и гам, А люди — немые в звоне. И лишь замедляют жевать чуингвам, Чтоб бросить: „мек моней“». Любопытно, что один и тот же звук в слове gum Маяковский слышит как а, а в слове money — как о. Этот гипноз английского графического о сказывается даже у А. Штейнберга, который, в отличие от Цветаевой и Маяковского, знал английский по-настоящему: он рифмует — «И тени, что слетелись к изголовью… — Глухие просьбы, шепот клятв: I love you».

Черта идиолекта Пастернака — дифтонгизация некоторых стыковых гласных внутри строки: «И чуб касался чудной челки, И губы — фиалок»; «Июльской ночью слободы Чудно белокуры»; «Пролетарьят, пролетарьят»; «Идиот, герой, интеллигент» («Высокая болезнь», I редакция); «Движутся, как в театре»; «Пробираются к теа

тру…»; «То был рассвет. И амфитеатром…» (но: «Амфите-атром мерит ярость…» в вариантах «Лейтенанта Шмидта»). Индивидуальный ли это случай или черта социального диалекта — сказать не решаемся. Произношение июль в один слог нам случалось слышать в старых интеллигентских еврейских семьях. Произношение теа
тр в один слог находим в дактилях В. Курочкина: «Что за педант наш учитель словесности, Слушать противно его… Театры, балы, маскарады, собрания Я без него поняла…» — но даже В. Пяст[419] не слышит этого и предпочитает видеть здесь надставной слог. Самый интересный случай игры с этим произношением — в «Неудачниках» С. Спасского, где внутри одной строки мы находим оба варианта: «Сегодня в театр. — В те-атр? Зачем?..»

Вероятно, эти наблюдения можно еще умножить.

Об одном неизученном типе рифмованной прозы[420]

Перейти на страницу:

Все книги серии Гаспаров, Михаил Леонович. Собрание сочинений в 6 томах

Том 1. Греция
Том 1. Греция

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей максимально полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его исследований. В первый том включены работы Гаспарова по антиковедению, главным образом посвященные Древней Греции. Наряду с аналитическими статьями, составляющими основное содержание тома и объединенными в тематические группы по жанровому и хронологическому принципу, в издание входят предисловия и сопроводительные статьи к переводам древнегреческих памятников. В них предельно сжато и ярко характеризуется как творчество отдельных поэтов (например, Пиндара), так и художественная специфика целого жанра (эпиграммы или басни). Эти статьи неотделимы от собственно переводов, фрагменты которых включены в каждый тематический раздел, поскольку в понимании Гаспарова перевод – едва ли не главная форма осмысления античного наследия. Главная в том числе и потому, что своей важнейшей задачей он считал приблизить к пониманию античности максимально широкую аудиторию. Потому этот том открывается «Занимательной Грецией» – одновременно и самым «ненаучным», и самым популярным трудом Гаспарова, посвященным древности. В нем как нельзя лучше прослеживается идея, объединяющая все столь разнообразные работы ученого: сделать античные тексты и античных авторов не просто понятными, но и говорящими языком естественным и близким читателю современной эпохи.

Михаил Леонович Гаспаров

История
Том 2. Рим / После Рима
Том 2. Рим / После Рима

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей максимально полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Гаспаров прежде всего знаменит своими античными штудиями, хотя сам он называл себя лишь «временно исполняющим обязанности филолога-классика в узком промежутке между теми, кто нас учил, и теми, кто пришел очень скоро после нас». Он также много занимался Средними веками и особенно много – переводил. Во втором томе собрания сочинений М. Л. Гаспарова представлены работы о литературе древнего Рима и о латинской литературе последующего периода, в основном средневековой. Они предназначались для изданий разного профиля и сами поэтому имеют разножанровый характер: панорамные картины больших историко-литературных периодов, тонкие портреты виднейших древнеримских поэтов, глубокие аналитические разборы отдельных произведений. Связывает обе части тома одна из главных для Гаспарова тем – история, содержание и судьба античной риторики, а также интерес к поэзии – от Катулла и Овидия к средневековым вагантам. В этом томе, как и в предыдущем, исследования М. Л. Гаспарова сопровождаются его художественными переводами, работа над которыми велась параллельно с научными изысканиями.

Михаил Леонович Гаспаров

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Том 3. Русская поэзия
Том 3. Русская поэзия

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Во всех работах Гаспарова присутствуют строгость, воспитанная традицией классической филологии, точность, необходимая для стиховеда, и смелость обращения к самым разным направлениям науки.Статьи и монографии Гаспарова, посвященные русской поэзии, опираются на огромный материал его стиховедческих исследований, давно уже ставших классическими.Собранные в настоящий том работы включают исторические обзоры различных этапов русской поэзии, характеристики и биографические справки о знаменитых и забытых поэтах, интерпретации и анализ отдельных стихотворений, образцы новаторского комментария к лирике О. Мандельштама и Б. Пастернака.Открывающая том монография «Метр и смысл» посвящена связи стихотворного метра и содержания, явлению, которое получило название семантика метра или семантический ореол метра. В этой книге на огромном материале русских стихотворных текстов XIX–XX веков показана работа этой важнейшей составляющей поэтического языка, продемонстрированы законы литературной традиции и эволюции поэтической системы. В книге «Метр и смысл» сделан новый шаг в развитии науки о стихах и стихе, как обозначал сам ученый разделы своих изысканий.Некоторые из работ, помещенных в томе, извлечены из малотиражных изданий и до сих пор были труднодоступны для большинства читателей.Труды М. Л. Гаспарова о русской поэзии при всем их жанровом многообразии складываются в целостную, системную и объемную картину благодаря единству мысли и стиля этого выдающегося отечественного филолога второй половины ХХ столетия.

Михаил Леонович Гаспаров

Литературоведение
Том 4. Стиховедение
Том 4. Стиховедение

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности.В четвертом томе собраны его главные стиховедческие работы. Этот раздел его научного наследия заслуживает особого внимания, поскольку с именем Гаспарова связана значительная часть достижений русского стиховедения второй половины XX века.Предложенный здесь выбор статей не претендует на исчерпывающую полноту, но рассчитан на максимальную репрезентативность. Помимо давно ставших классическими, в настоящий том вошли также незаслуженно малоизвестные, но не менее важные труды Гаспарова, в соседстве с которыми тексты, отобранные самим автором, приобретают новое качество. Эти работы извлечены из малотиражных изданий и до сих пор были труднодоступны для большинства читателей.Также здесь представлены его энциклопедические статьи, где четко и сжато сформулированы принятые им определения фундаментальных понятий стиховедения.Труды М. Л. Гаспарова по стиховедению остаются в числе важнейших настольных справочников у всех специалистов по истории и теории стиха.

Михаил Леонович Гаспаров

Литературоведение

Похожие книги

От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука