Том 6 (XIV - середина XV века, литература времени национального подъема)

Если брат мой преставился, я — святитель на его место. Мне принадлежит митрополия. Не мог он наследника оставлять при своей смерти. Слыханное ли дело — прежде поставления возлагать на кого-либо святительские одежды, которые нельзя никому другому носить, но только одним святителям? Как он смеет стоять на месте святительском? Не боится ли казни Божией? А еще страшно, ужасно и всяческой грозой чревато то, что он вытворяет: садится в святом алтаре на престол наместника! Верьте, братья, что лучше бы ему не родиться. И если долго терпит Бог и не посылает казнь, — значит, к вечной муке готовит таковых.

А что клевещут на митрополита, брата нашего, — что он благословил его на все те дела, то это ложь. Ведь тридцать четвертое правило святых апостолов — а в согласии с ним и девятое правило Антиохийского собора — говорит: «В отсутствие большего над ними да не творят епископы ничего за пределами своих, определенных каждому, прав, и так же больший при отсутствии других, но — все вместе». Разве утаилось от нас, что произошло при смерти митрополита? Видел я грамоту, которую написал митрополит, умирая. И та грамота будет с нами на Великом соборе.

И это пусть будет вам известно. Два с половиной года я в святительстве; а с тех пор, как выехал в Киев, — два года и четырнадцать дней до сего дня, каковой есть июня месяца 23 день. Не вышло из уст моих ни слова против князя великого Димитрия — ни до поставления, ни по поставлении, — ни против его княгини, ни против его бояр. Не заключал я ни с кем договора, чтобы другому добра хотеть больше, чем ему, — ни делом, ни словом, ни помыслом. Нет моей вины перед ним. Наоборот, я молил Бога о нем, и о княгине, и о детях его, и любил от всего сердца, и добра хотел ему и всей отчине его. А если слышал, что кто-нибудь замышляет на него зло, ненавидел того. И когда мне приходилось служить соборно, ему первому велел «многая лета» петь, а уж потом другим.

Если кого из его отчины в плен отведенного где-нибудь я находил, насколько у меня было силы, освобождая от язычников, отпускал. Кашинцев нашел, в Литве два года в погребе сидящих, и княгини ради великой освободил их как мог, лошадей им дал и отпустил их к зятю ее, князю Кашинскому.

Какую вину нашел на мне князь великий? В чем я перед ним виноват или перед отчиной его? Я к нему ехал, чтобы благословить его, и княгиню его, и детей его, и бояр его, и всю отчину его, и жить с ним в своей митрополии, как и мои братья митрополиты с отцом его и с дедом, с князьями великими. А еще дарами честными хотел его одарить. Обвиняет меня в том, что я был сначала в Литве. И что плохое сделал я, быв там? Не попрекни же меня никто за то, что я буду говорить.

Хоть и был я в Литве, — много христиан от горького плена освободил. Многие из неведавших Бога познали благодаря нам истинного Бога и к православной вере через святое крещение пришли. Церкви святые я ставил. Христианство утвердил. Места церковные, запустелые с давних лет, выправил, чтобы приложить к митрополии всея Руси. Новый Городок литовский давно отпал, а я его выправил и десятину вернул митрополии и села. В Волынской земле так же: сколько лет стояла Владимирская епископия без владыки, пришла в запустение; а я владыку поставил и места выправил. Так же и принадлежащие Софии села отпали к князьям и боярам, а я их доискиваюсь. И добиваюсь правды, чтобы по смерти моей было тому, кого Бог изберет.

Да будет вам известно, что брат наш Алексей-митрополит не волен был послать ни в Волынскую землю, ни в Литовскую какого-либо владыку, или вызвать, или рассмотреть там какое-нибудь церковное дело, или поучить, или поругать кого-нибудь, или наказать виновного — или владыку, или архимандрита, или игумена, — или князя поучить, или боярина. По причине святительского недогляда всякий владыка, не боясь, по своей воле ходил, как хотел. А попы, и чернецы, и все христиане — как животина без пастуха.

Ныне же, Божией помощью, нашим старанием, выправилось церковное дело. И подобало князю великому нас с радостью принять, поскольку в том — большая для него честь. Я стараюсь отпавшие места приложить к митрополии и хочу закрепить, чтобы до века так стояло к чести и величеству митрополии. Князь же великий намерен делить митрополию надвое. Какое величество прибудет ему от такого намерения? И кто советует это ему?

В чем моя вина перед князем великим? Надеюсь на Бога: не найдет во мне вины ни единой. А если бы и обнаружил он какую-нибудь мою вину, — не годится князьям наказывать святителей. Есть у меня патриарх, больший над нами, есть Великий собор; пусть бы он туда послал весть о моих винах; и они, исследовав дело, меня не стали бы наказывать. А то теперь без вины меня обесчестил, ограбил, заперев, держал голодного и нагого, а чернецов моих — в другом месте. Отдельно от моих слуг заточил меня ночью. А слуг моих нагих отослать велел с бесчестными словами. И кто может выговорить хулы, что на меня изрекли! Так ли воздал мне князь великий за мою любовь и доброжелательство?