Томъ пятый. Американскіе разсказы

Бѣглому взгляду куполъ цирка казался звѣзднымъ небомъ, тихо мерцающимъ сквозь легкую туманную дымку. Вся площадь цирка была наполнена людьми. Ихъ было такъ много, что они почти не могли двигаться. На срединѣ залы во многихъ мѣстахъ человѣческія толпы сбивались вмѣстѣ, какъ льдины во время ледохода. У стѣнъ образовались два круговыхъ потока движущихся тѣлъ, гдѣ давка была такъ же сильна, какъ и на улицѣ.

Музыка опять заиграла вальсъ. Нѣсколько тысячъ паръ составились въ одно мгновеніе и, не имѣя возможности двинуться впередъ, принялись прыгать и кружиться на одномъ и томъ же мѣстѣ, какъ пляшущіе дервиши, поминутно натыкаясь другъ на друга и отскакивая въ сторону, какъ встрѣтившіеся волчки. Вся толпа пестрѣла яркими цвѣтами ситцевыхъ, шелковыхъ и парчевьіхъ одеждъ. Вездѣ виднѣлись уродливыя рожи и несообразныя фигуры, и въ дымномъ освѣщеніи залы все вмѣстѣ походило скорѣе на скопище гномовъ, чѣмъ на собраніе смертныхъ людей.

Высокій и тощій Дядя Самъ[12]

, представлявшій Соединенные Штаты, въ традиціонномъ ситцевомъ фракѣ, усѣянномъ звѣздами и полосами, и съ несоразмѣрно длинными ногами въ такихъ же ситцевыхъ штанахъ, на три сажени возвышался надъ толпой. «Мѣста! — поминутно кричалъ онъ. Мѣста!» и дерзко брыкался во всѣ стороны своими, длинными ногами-ходулями, рискуя упасть и заставляя толпу разступаться. Навстрѣчу ему шла Смерть съ косой въ рукѣ, въ бѣломъ саванѣ и на такихъ же высокихъ ходуляхъ. Ея провалившійся ротъ, наполненный крупными деревянными зубами, поблескивалъ зловѣщимъ огнемъ вспыхивавшей и погасавшей электрической лампочки.

Дядя Самъ и Смерть встрѣтились, посмотрѣли другъ на друга и молча разошлись при смѣхѣ окружающей публики, которая поневолѣ очищала дорогу для ихъ деревянныхъ копытъ.

Поближе къ стѣнамъ были какія-то странныя постройки, изъ которыхъ каждая представляла маскарадную «идею». Устроители маскарада объявили конкурсъ на лучшіе костюмы и назначили цѣлыхъ 35 призовъ, какъ и полагается для такого огромнаго маскарада. Первый призъ былъ денежный въ 50 долларовъ, потомъ слѣдовали швейныя машины, оркестріоны, мебель, часы, готовое платье и тому подобные предметы. Въ Америкѣ всякія состязанія чрезвычайно любимы, и многіе бѣдные рабочіе трудились вечеръ за вечеромъ цѣлую недѣлю, чтобы воплотить свою маскарадную мечту. Уборныя, рестораны и пивныя стойки были устроены въ подвальномъ этажѣ, гдѣ обыкновенно помѣщаются конюшни цирка. Мнѣ, впрочемъ, не удалось даже добраться до гардеробнаго прилавка. Здѣсь тѣснилась цѣлая стѣна людей, простиравшихъ впередъ свои пальто и шляпы и переругивавшихся съ прислугой, у которой не хватало ни мѣста, ни ярлыковъ. Во всѣхъ свободныхъ углахъ дѣвушки и дѣвочки, молодые люди и мальчишки торопливо переодѣвались изъ обыкновеннаго платья въ свои маскарадныя одежды. Пробираясь назадъ, я заглянулъ по пути въ импровизированную столовую, гдѣ полсотни закусочныхъ мастеровъ торопливо готовили груды сандвичей для чудовищнаго аппетита толпы. Главный матеріалъ составляли свиные окорока, которые были сложены въ съѣстномъ амбарѣ въ четырехугольную кучу, много превышавшую человѣческій ростъ. Часа полтора спустя я увидалъ даже маскараднаго раввина въ длинномъ балахонѣ, мохнатой шапкѣ и съ запретнымъ свинымъ бутербродомъ въ рукахъ. Благочестіе очевидно стало приходить въ упадокъ среди этой пестрой людской массы.

Вернувшись опять въ залу, я былъ настолько счастливъ, что встрѣтилъ компанію знакомыхъ; мы успѣли занять ложу въ одномъ изъ верхнихъ ярусовъ, сложили тамъ свою одежду и, оставивъ самаго смирнаго человѣка на первую очередь стражи, всей гурьбой спустились внизъ. Толпа стала еще гуще, чѣмъ прежде; число маскарадныхъ костюмовъ быстро прибавлялось. Большей частью все это были подростки и очень молодые люди, которые выросли и воспитались въ Америкѣ и успѣли заразиться лихорадочной жаждой шума и веселости, которая вспыхиваетъ въ американцахъ, какъ молнія, при каждомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ и, быть можетъ, составляетъ необходимый противовѣсъ столь же лихорадочному напряженію ихъ ежедневной работы. Во всѣхъ концахъ залы кричали, пѣли, трубили въ рога и въ жестяныя трубы, свистали почтовыми, полицейскими и воровскими свистками, даже звонили въ пожарный колоколъ и колотили въ огромный деревянный ящикъ, замѣнявшій турецкій барабанъ.