Тонкий лед

Альвдис ждала возвращения Мейнарда у реки, на той самой каменной гряде, где они днем ели яблоки и смеялись шуткам. Отсюда открывался хороший вид на лагерь, да и дорога приводила сюда. Некоторое время назад прискакал воин из отряда, злой и возбужденный, привел огромное, как показалось Альвдис, количество лошадей и рассказал о стычке на дороге. Весть разнеслась быстро, и пол-лагеря сбежалось к реке, чтобы послушать эту историю. Свидетеля произошедшего вскорости потребовали к королю — рассказать его величеству, что произошло, — а Альвдис пришлось своих успокаивать. Рэв потрясал мечом, орал, что он ничего хорошего не ждал от этих франков, и порывался ехать спасать Мейнарда. От кого и где — непонятно, так как весь отряд Дидье полег и Чужеземец благополучно поехал с посланием дальше в Аттиньи. Альвдис уговорила Рэва не спешить, напомнив, что он не знает дороги, да и вооруженный до зубов отряд северян может вызвать у кого-то желание помахать мечами, что Мейнарду не поможет никак.

Вернулся воин, приведший лошадей, и сказал, что король в бешенстве: позвал к себе всех приближенных и устроил разбирательство, кто из них общался с Лотарем, а кто нет. И хотя доказательств тому, что Дидье подчинялся именно Лотарю, не имелось, других претендентов на роль такого игрока Людовик тоже не видел. Альвдис понимала не все, что говорилось вокруг, только и понятого было достаточно. Чуть позже Сайф, выслушав франков, подробно все объяснил госпоже. Словом, когда Мейнард со своими людьми возвратился, лагерь не спал, у костров обсуждали случившееся и надеялись, что битва все-таки будет — очень уже хотелось показать воинам Лотаря, какому подлому человеку они служат. Если о короле Карле и прежде о Пипине отзывались почтительно, то Лотарь особым уважением простой солдатни не пользовался.

Когда Альвдис увидела Флавьена, у нее от сердца отлегло; и тут же она снова нахмурилась, понимая, что Мейнарда с ним нет. Верный помощник спешился и как мог объяснил Альвдис: Чужеземец сразу поехал к королю, дабы рассказать ему о происшествии и передать ответ из Аттиньи; быстро ожидать его не стоит. Но Альвдис все равно ждала, не в силах сомкнуть глаз. О, как она хорошо сейчас понимала Даллу!..

Когда Мейнард пришел к Людовику, большинство советников тот уже разогнал; на входе в шатер Мейнард столкнулся с парой епископов, наградивших его подозрительными взглядами. Пусть скалятся, никакой беды в том пока нет, — если их с поводка не спустят, останется лишь щелкать зубами. Остальным король велел выйти, едва увидев Мейнарда, и, когда никого больше в шатре не осталось, велел мрачно:

— Говори.

Мейнард рассказал все, как было, и слово в слово передал ответ Карла. Людовик покивал, налил вина себе, потом в пустовавший кубок и по столу двинул его к Мейнарду; тот взял и уселся на лавку. Долго молчали. Вино отсвечивало алым, было тягучим и терпким. Мейнард пил глоток за глотком, понимая, что этого ему недоставало.

— Ты не поверил мне, — произнес наконец король.

— Отчего же? Поверил, если ты имеешь в виду предателей.

— Да, Мейнард, да. Кто бы мог помыслить, что это Дидье? И он ли один? — Людовик устало потер ладонью лицо; под глазами короля лежали темные круги. — Вот потому я и прошу тебя остаться. Что теперь скажешь?

— То же самое.

Король покачал головой.

— Нет у меня сил с тобой спорить нынче, — проговорил он тихо, и сердце Мейнарда преисполнилось жалости: он понял, как сильно и глубоко ранило короля сегодняшнее предательство человека, которому доверял. — Всю свою жизнь я это слышу и вижу, никому почти не верю, а потом и те, кому верю, уходят. И не смотри на меня так! — прикрикнул он, поймав взгляд Мейнарда. — Не жалеть меня нужно, а помогать, если способен — а если нет, то какой из тебя воин, а? Ну да ладно. Участь моя такая, друг, что всегда это вокруг меня творилось и твориться будет; я словно подвешен на веревке между землей и небесами, читай — меду адом и раем, и ад ко мне все время тянет липкие руки, касается и бурчит, словно голодный зверь. Все время пытается оторвать от меня кусок… Тот же Карл; посмотрел ты на него сегодня? Молод, отважен, жаждет править, как истинный король… Только я не обманываюсь, в нем течет все та же отравленная кровь Каролингов. И однажды он скажет мне или моим детям, что слишком много у нас земель, не хотим ли мы поделиться… Я всю жизнь в этом прожил, да так и проживу. Но это мое королевство, как бы ни менялись его границы. А ты… ты, видимо, не ему служил.

Мейнард попытался возразить, однако король не дал ему.