Тонкий лед

— Не государству служил — мне, человеку. Вот это я в тебе всегда ценил, Мейнард де Брюйер. Потому и не могу понять тебя сейчас. Земля тебе что эта, что немецкая, один хрен. — Иногда король не гнушался употреблять словечки, какие обычно говорят у костров. — Тебе все наши границы и даром не нужны. А вот люди… Ты словно пес, охраняющий своих зубастых овец, и за меня бился отчаянно, что я ни скажу — делал. По совести делал, хотя, может, своим особым колдовством душу свою проклял — у клириков на то единого мнения нет. Сейчас вот тоже поступаешь по совести, хотя мог бы взбунтоваться да уехать, если уж приспичило тебе.

— По совести, это ты верно говоришь, государь. И отпустил бы меня по совести.

— Что ты все долбишь — отпусти, отпусти! Словно дятел. Я запомнил уже, чего ты хочешь, не старик еще. Так пока велю: остаешься в лагере, завтра приводи свою жену, окажу вам честь и разделю утреннюю трапезу. Если с Карлом договоримся, а с Лотарем — нет, дадим ему сражение, соединив войска. И победим, в том я уверен… Остаться тебе велю до этой битвы, в бой пойти не прошу, это как сам решишь. После того, как с Лотарем разберемся, дам тебе свой ответ. Согласен?

— Да, мой король, — кивнул Мейнард. — Это справедливо.

— Справедливо, — хмыкнул Людовик. — Вот заладил… А до тех пор ссориться не станем. Погляди-ка, в том кувшине ещё осталось вино? Что-то в горле пересохло.

Мейнард возвратился далеко за полночь, когда небо уже начинало потихоньку светлеть на востоке. Альвдис сидела у костра и подшивала рубашку под стрекот цикад, песни лягушек в заводи и тихие разговоры часовых. Мейнард пришел, мурлыча под нос какую-то песенку, и Альвдис улыбнулась ему, подняв голову. Он сел рядом, притянул ее к себе, уткнулся лицом в волосы, закрытые покрывалом.

— Он отпустил тебя? — спросила Альвдис, втыкая иглу так, чтоб потом о нее не уколоться, и откладывая шитье в сторону.

— Король? А. Пока нет. Но это неважно. Он меня отпустит, я надеюсь. Мы выпили кувшин вина и говорили, как раньше. Кстати, утром он звал нас с тобой к трапезе.

— Тогда нам нужно выспаться?

— М-м, может, да, а может, и нет. Пойдем.

Мимо костров, храпящих воинов, хрумкающих сеном лошадей они направились вдоль берега реки к холмам. Часовые пропустили их беспрепятственно. Лагерь закончился, лежал за спиной громадным теплым озером, а впереди был только холм и звезды. Мейнард помог Альвдис подняться наверх и не запутаться в высокой траве.

Отсюда было видно, что рассвет уже близко: темно-синее небо подернулось розовым пеплом на востоке. Звезды начинали гаснуть, но еще не ушли совсем. Альвдис запрокинула голову и смотрела, как течет через весь небосвод звездная река. От земли поднималось тепло, и хотя с реки задувал прохладный ветер, Альвдис ничуть не замерзла.

— Помнишь, ты на Йоль показывала мне ваше небо? — негромко произнес Мейнард. — А теперь почти середина лета, ночи так коротки, но я хотел показать тебе свое. Чтобы ты его увидела и знала обо мне то же, что и я о тебе.

— Что же ты обо мне знаешь? — прошептала Альвдис.

— Знаю, какая ты, знаю, что жизнь с тобой будет самым лучшим, чем высшие силы могли меня наградить, чтобы ни случилось. И не спрашивай про короля. Что бы он ни решил, я поступлю так, как хотел. Пусть он считает меня предателем, хотя это и грустно для меня. Я дал ему слово остаться до битвы, если она случится; слово я сдержу, а дальше…

— Если нам придется скакать до Йевера во весь опор, я готова.

— Нет, — сказал Мейнард, целуя ее, — пока не нужно.

Они опустились в мягкую траву, которую пока не тронул росистый утренний след, и все, кроме них двоих, исчезло. Это было почему-то совсем не так, как раньше — хотя вроде и поцелуи те же, и прикосновения, — но появился в них новый оттенок, чувство больше, чем просто обладание. Мейнард словно вновь изучал Альвдис, касаясь губами ее губ, груди, шеи; она отвечала ему тем же, смутно понимая: так будет теперь всегда. Каждый раз, когда между ними возникнет влечение, будет немного по-другому, они станут узнавать друг друга словно бы заново, потому что люди меняются каждый миг. Даже к вечеру вы уже немного другие, и вам есть что рассказать друг другу. Вот это — как он проводит ладонью по нежной коже за ухом, а ты выгибаешься навстречу, зарываясь пальцами в его волосы, и дыхание касается его щеки за мгновение до того, как он снова целует тебя.

Мейнард прав: какое дело до королей, если рядом есть человек, который любит тебя с неистовой силой, движется рядом с тобою, прижимает тебя так, что дыхание перехватывает? Когда вы ближе, чем ты когда-либо могла подумать, и это прекрасней, чем могла представить.

Трапезничал король не в шатре (видимо, надоело ему сидеть, от всех отгородившись), а за выставленным рядом столом, и кроме Альвдис и Мейнарда, там уже восседало несколько человек. Когда Людовик увидал, кто ещё пришел с супругами, он приподнял брови в непритворном удивлении:

— Мейнард, ты, видно, задался целью преподнести мне как можно больше сюрпризов! Не припоминаю, когда я приглашал к столу сарацина.

Сайф поклонился до земли, а Мейнард объяснил: