Тонкий лед

Отряд, которым Мейнард командовал раньше, принял бывшего военачальника с распростретыми объятиями. Как поняла Альвдис из рассказов Флавьена, король Людовик ещё в былые времена предлагал Мейнарду взять себе больше людей и командовать значительной частью войска, однако тот отказался. Ему было приятней исполнять личные поручения короля и его срочные приказы, а не руководить большим количеством пехоты и конницы. Мейнард утверждал, что полководец из него так себе и, скорее всего, не лгал. Его дар заключался совсем в другом. Флавьен, тоже не жаждавший особой славы и великим стратегическим мышлением не обладавший, оставил все как есть. Так что в отряде насчитывалось всего пятьдесят человек, в большинстве своем опытные вояки, которые могли драться и в чистом поле, и на улице города. Ну, и деревни уничтожать умели.

Пока всем было велено двигаться в глубь франкских земель; закончится ли этот поход битвой или же очередным братским миром, пока было неясно. Ходили слухи, что Людовик, возможно, попытается договориться со своим братом Карлом против Лотаря, а если и нет, то сам с Лотарем будет говорить и предлагать ему отступить при очередном дележе земель. Также говорили, что войска Карла стояли раньше в Орлеане, но теперь, похоже, сдвинутся с места. Еще говорили, что видели вчера в реке рыбу о двух головах, и что рябой Клод влюблен в падшую женщину, потому что шастает к ней в палатку, а потом в мечтаниях раз за разом пересаливает суп. Мейнард переводил болтовню воинов Альвдис, и она от души смеялась.

К супруге командира отнеслись с почтением, и хотя быструю франкскую речь она ещё почти не понимала (а солдаты, как водится, оказались обладателями целой россыпи роскошных акцентов), с людьми объясниться сумела. Альвдис быстро сказала Флавьену, что хорошо бы добыть если не шатер, то палатку, каких она вокруг видела довольно много: от сырости у Мейнарда начинала ныть раненая осенью нога, и Альвдис предпочитала, чтобы муж чувствовал себя хорошо. Кроме того, она сама хотела бы укрыться от десятков любопытных глаз.

Флавьен выполнил ее просьбу даже лучше, чем Альвдис предполагала: нашел в обозе полупустой фургон, велел перегрузить бочонки в другие повозки и, несмотря на ругань обозничьих, объявил это временным имуществом Мейнарда. Крытая повозка была срублена грубо, но надежно, обтянута грубой дерюгой, но защищала и от дождя, и от жары. Пахло внутри кислой капустой — видимо, ее там чаще всего перевозили. Мейнард сказал, что в немецких землях такую капусту очень любят.

Северян в отряде и вовсе приняли хорошо — во-первых, те, с кем они уже были знакомы, быстро объяснили остальным, какие это хорошие парни, а во-вторых, воины в звериных шкурах тут не были в диковинку. Иногда северяне вступали во франкские войска как наемники, надеясь подзаработать денег, мародерствуя в захваченных селениях. Франки даже слыхали о тех, кто носит медвежьи шкуры и впадает в бою в священную ярость, — о берсерках, чье присутствие в войске обеспечивает ему победу, ибо их не кусает сталь. Но какой берсерк пойдет на службу к чужеземцам. Обычно нанимались свободные воины, те, кто не желал по какой-то причине ходить с дружиной в морские путешествия. А уж о чем воинам всегда есть поговорить, так это об оружии, какого бы они ни были народа. И потому франки рассказывали северянам, какими свойствами обладают их мечи, а Рэв важно говорил:

— Вот мой меч — он посвящен Одину, как и копье; а вот топор Скьёльда — ему покровительствует Тор; а Стейн свой меч отдал Фрейру. — Но имена оружия, конечно, не называл, так как христианам знать священные вещи не полагается.

Альвдис не все имена мечей знала; Мейнард, когда просил у флаамского кузнеца выковать свой меч, многого от мастера наслушался. Это ведь дело непростое, колдовское, и если желаешь, чтоб оружие тебе служило верно, нужно дать ему имя. Мейнард сказал жене потом, что свой меч назвал Огонь Щита, как подсказал кузнец; Альвдис тогда не спросила, почему огонь, но теперь, когда ей объяснили про саламандру на гербе, осознала. А ещё это удивительно подходило дару Мейнарда — и саламандра, и имя меча.

Мейнард и есть огонь, думала Альвдис, глядя, как муж разговаривает с воинами и как пламя походного костра освещает его лицо. Огонь Щита, защитник — словно стена жара перед тобою, и враг боится к ней даже подойти. Мейнард кажется темным деревом, иногда — камнем, скалой, на которой растут деревья, однако это лишь видимость. На самом деле он — пламя, яркое и неистовое, и отблеск этого сияния все чаще виден в его глазах. Раньше он был сжигающим пламенем, а теперь хочет согревать и огораживать от опасностей тех, кого греет. Огонь для себя такие вещи не решает, а человек может. И это достойное решение, все равно Мейнард воссядет к столу Одина вместе с остальными воинами, Альвдис твердо была в этом убеждена. Кто-кто, а он заслужил эту честь.

Но она надеялась, что это произойдет совсем нескоро.