Топология насилия. Критика общества позитивности позднего модерна

Политика как таковая – это стратегическая деятельность. Поэтому ее конститутивная черта ― секретность. Этим она отличается от просто административного управления и распоряжения, которые суть всего лишь работа (Arbeit). Политическое действие – это не работа. Открытость всех без исключения намерений делает невозможной игру

, ведь она тоже является стратегической деятельностью. Там, где невозможна стратегия, есть статистические опросы. «Постулат публичности», согласно Карлу Шмитту, имеет своим специфическим противником «представление, что любой политике присущи Arcana, политико-технические тайны, которые на деле так же необходимы абсолютизму, как коммерческие и производственные тайны необходимы для хозяйственной жизни, основанной на частной собственности и конкуренции»¹⁷³. Без этой секретности политика вырождается до театрократии, которая не обходится без подмостков и зрителей: «XVIII веку еще достало самоуверенности и аристократического понятия тайного. В обществе, у которого больше нет такого мужества, не будет больше и Arcana

, иерархии, тайной дипломатии и вообще никакой политики, потому что всякая большая политика предполагает Arcanum. Все будет происходить перед кулисами (перед полным партером Папагено)»¹⁷⁴. У Шмитта политика насилия – это тайная политика. Чем более политической является некоторая деятельность, тем больше секретности она вокруг себя создает. Поэтому Шмитт требует от политики больше «мужества перед тайной»¹⁷⁵. Власть – соответственно господство – и прозрачность несовместимы. Шмиттовская идея суверенитета предполагает абсолютную негативность. Суверен – это тот, кто принимает решение в чрезвычайной ситуации. Чрезвычайная ситуация, при наступлении которой оказывается подвешен весь правовой порядок, – это ситуация абсолютной непрозрачности.

Императив прозрачности упраздняет любую дистанцию и всякую сдержанность. Прозрачность означает полную близость и недистанцированность, полный промискуитет и полную проницаемость, полную незащищенность и выставленность напоказ. Прозрачность – это также обнаженность и непристойность денег, которые все со всем делают сравнимым, уничтожая несоизмеримость и взаимонепроницаемость вещей. Непристойным является такой мир, где все может быть выражено через цену и где все должно приносить прибыль. Более того, общество прозрачности является обществом, в котором всё выставлено напоказ. В этом выставленном напоказ обществе каждый субъект является для себя рекламным объектом. Все оценивается по своей выставочной стоимости. Все, чье бытие состоит не в выставленности напоказ, а в здесь-бытии (Da-Sein), утрачивает свою культурную ценность

. Показное общество является порнографическим обществом. Все вывернуто наружу, все раскрыто, все оголено и раздето, все предъявлено как экспонат. Выставленное напоказ лицо – лицо, лишенное «ауры взгляда»,¹⁷⁶ – уплощается до face. Face – это товарная форма лица. Эксцесс выставленности напоказ каждого делает товаром, который «безо всякой таинственности подлежит непосредственному потреблению». Тотальная выставленность напоказ, развязное показывание – непристойны. Гипервидимость – непристойна. Вещи исчезают не в темноте, но в световой передержке и в гипервидимости: «Если взглянуть более общо, то видимые вещи исчезают не в темноте и не в молчании: они испаряются в том, что виднее самого видимого – в непристойности»¹⁷⁷.

Полное исчезновение границ и порогов порнографично. Непристойными являются и гладкие, непрерывные потоки гиперинформации и гипер-коммуникации, которым совершенно неизвестна негативность сокрытого, недоступного и запретного. Непристойным является принуждение абсолютно все предавать коммуникации и видимости. Коммуникация безо всякой сценографии – это порнография. На сексуальном уровне непристойность означает «утрату сценической иллюзии желания ради выставления напоказ тел и их непосредственного промискуитета»¹⁷⁸.

Для современного общества прозрачности характерно, что в нем порнографическая выставленность напоказ и паноптический контроль переходят друг в друга. Сеть – этот электронный паноптикум – подпитывается вуайеризмом и эксгибиционизмом. Общество контроля обретает свою завершенную форму там, где его субъект обнажается не под принуждением извне, но из потребности, которую он порождает в себе сам, то есть там, где тревога от того, что придется обнажить частную и интимную сферу своей жизни, уступает место потребности бесстыдно выставить ее напоказ. Кроме того, производительное общество там достигает максимальной эффективности, где свобода и само-эксплуатация совпадают. А теперь совпадают само-высвечивание и само-эксплуатация.