Товарищ гвардии король

Рубинштейн трагически закатил глаза, но молча отдал требуемую ёмкость, проигранную накануне в шашки. Постепенно, маскируясь в складках местности, подтянулись бойцы, ориентируясь на знакомый сигнал в странном исполнении. Идти в атаку без танка никому не хотелось — три ряда проволочных заграждений, сложенные за ними мешки с песком и гнусно хрюкающий древний, с той войны ещё, "льюис" не оставляли никаких шансов. Ладно ещё мин не было — в цивилизованной Европе не принято портить уложенную сто лет назад брусчатку. Только легче от этого не становилось — верная смерть.

— Есть такое слово — надо! — хлебнув из фляги и занюхав рукавом, фон Такс отметил, что Рубинштейн тоже предпочитает национальные напитки. Русского человека сразу заметно. Потом пустил водку по кругу, откашлялся и начал свою вполне возможно и последнюю речь: — Товарищи зольдатен унд официрен, в то время как наши братья…

И тут раздался крик, от которого враги обычно в панике выпрыгивают в окна, а друзья расправляют плечи и смотрят на жизнь гордо. Кричал оставшийся в боевом охранении рядовой Иоганн Шмульке:

— Русские идут!

Его величество замолчал, облегчённо вздохнул и украдкой смахнул пот со лба. Пришло не просто подкрепление. Это — спасение. Это — победа! Как минимум.

Матерясь и потея русские, тащили два огромных железнодорожных контейнера. Из-под самодельных деревянных полозьев валил густой дым, а внутри что-то громко и мощно билось в металлические стенки.

— Капитан Небейвнос, десятый парашютно-десантный ударный батальон. Армия обороны Галицийского каганата, — молодцевато откозырял здоровенный офицер с выбивающимся из-под берета оследенцем, щёлкнув каблуками высоких шнурованных ботинок. — Увидели вас с горы, пришли на помощь. Вот. Хлопци, развертайти клетки до баррикади!

Солдаты в пятнистых комбинезонах, но с сине-белыми клетчатыми шевронами Баварского королевства с громким пыхтением развернули контейнеры в нужную сторону. Пулемёт противника снова открыл огонь, но пробить толстую сталь с такого расстояния было проблематично.

— Какие это, пгостите, гусские, — мрачно пробормотал под нос Абрам Рубинштейн, пряча под комбинезон командирскую флягу. — Где один этот гусский пгойдёт, там таких, как я, тгоих уже надо…

— Значит, так, — начал капитан, не обращая внимания на причитания механика-водителя, — группируемся за контейнерами и не высовываемся. Кто поймает пулю в лоб — лично придушу мерзавца. Да, трохи толкаем, подходим поближе, потом прорываем заграждения и всё. По вашей команде, конечно. Вы же у нас старший по званию, товарищ король.

В фон Таксе от неожиданности — ещё бы, совсем недавно помирать собирался — вдруг проснулось прошлое:

— О, я-я, натюрлихь, ихь бин официр. Но как есть быть мы прорыфайт провольока?

— Да це усё ерунда, прорвём. Я с ихнего зоопарку… Мы же как раз тудой и десантировались…

— Вы фсять там панцер? — удивился король, попутно раздавая указания своему поредевшему батальону, в котором даже и до неудачного штурма укреплений была всего одна рота.

— Танк, танк, панцер-ху… хм, простите, херанцер… А ну, навались, толкаем, мужики!

Прячась за контейнерами, они шли по неровной брусчатке. То и дело чья-нибудь нога проскальзывала на политых потом камнях, и весь путь сопровождался отборнейшими ругательствами на трёх языках. Это Абрам, неудачно приложившись носом о выступающие сзади полозья, вспомнил слова, слышанные только в самом раннем детстве. Видимо, это физические нагрузки благотворно повлияли на память Рубинштейна.

До баррикады оставалось метров тридцать, и Небейвнос повернулся к фон Таксу:

— Командуйте, товарищ король.

— Чем?

— Нами.

— А… Тогда приступить к операции.

— Есть! — капитан опять козырнул. — Петро, Гриня, открывайте. Стой, куда под пулемёты? Не лезьте, так обойдёмся, там спереди засовы совсем хлипкие. Сзади окошки открывай.

А потом скомандовал двум стоящим наготове бойцам с примкнутыми к трёхлинейкам штыками:

— Иван, Мустафа, колите!

После оглушительного визга, отдалённо напоминавшего поросячий, только многократно усиленный, передние двери контейнера будто взорвались изнутри. Засовы выдержали, но вот петли попросту вырвало вместе с куском стенки. Два огромных разъярённых носорога — недавнее приобретение Женевского зоопарка — вырвались на свободу. Не замечая колючей проволоки, очередей в упор и близких гранатных разрывов, они смели баррикаду вместе с пулемётчиками и ещё минут десять гонялись за уцелевшими защитниками. Всех затоптать не получилось — многочисленные пулевые и осколочные ранения сделали своё. Две гигантских туши упали, но в прорыв уже бросились баварские и галицийские солдаты.

— Пленных нихт! — завопил его величество, первым ворвавшийся в здание банка UBS.

После недолгой зачистки помещений Эммануил Людвиг выбрался на свежий, пропахший пороховым дымом воздух и подошёл к умирающему носорогу.

— Ты есть герой! Ты сделать подвиг, храбрый жифотный! — провозгласил он.

Голова зверя дёрнулась в агонии, ударив рогом в королевское бедро. И последнее, что успел крикнуть фон Такс, было:

— Ты есть гнида! Ихь штребе!