Товарищ пришелец

…Однажды осенней порой Павел собирал грибы в лесах подмосковного Звенигорода. Как раз пошли опята, которых Павел нарезал рюкзак довольно-таки приличных размеров. Потом вместе с друзьями развел на лесной полянке костерок, выпил, конечно же, и что-то засиделся за разговорами. Друзья-то местные, а ему еще в Москву возвращаться на электричке, которая ходит один раз в час. Чтобы успеть на последнюю, Павлу пришлось бежать – с рюкзаком-то за плечами. Он все-таки успел, но, когда запрыгивал в последнюю дверь последнего вагона, не учел вес тяжелого рюкзака. Его занесло, нога соскочила с подножки и провалилась в пространство между вагоном и платформой. Запыхавшийся Павел плюхнулся спиной на рюкзак, попробовал вытащить провалившуюся ногу, но она что-то застряла. А электричка вот-вот тронется. По счастью, в тамбуре курил какой-то мужичок. Павел протянул ему руку, тот ее схватил и выдернул пострадавшего на платформу. А затем и помог грибнику заскочить в электричку. И все бы хорошо, вот только понял Павел, что мужичок ко всему прочему выдернул ему еще и руку из плечевого сустава. Рука повисла, как плеть, и боль в плече становилась все сильнее и сильнее. При подъезде к Москве у Павла уже слезы на глазах стояли. Вышел на Беговой, там на карете «Скорой помощи» страдальца довезли до больницы. Его, всего перекосившегося, без очереди – на операционный стол, кольнули обезболивающего, сказали расслабиться, дернули руку, в плече что-то хрустнуло, и все встало на свои места. Руку загипсовали, пристроили на косынку и велели месяц так и ходить. Правда, от гипса Павел избавился уже на следующий день, но в косынке руку держал. К тому же пришлось на целый месяц отказаться от рыбалки, которая осенью – самая захватывающая.

Сейчас он хорошо себе представлял, какую боль испытывает Василий, при этом понимая, что вправлять вывих, кроме него, некому. Вначале ползком, потом по колено в воде выбрались на берег. Павел присмотрел местечко с травкой поровнее, заставил егеря лечь на спину и стиснуть зубы. К счастью, у него получилось, и Василий хоть и матюгнулся в голос, но уже через несколько минут перестал стонать, самостоятельно сел, а потом и встал, чтобы помочь Павлу собирать сухие палки и ветки для костра.

– Вася, я что-то не все события восстановить могу, – начал Павел, глядя на разгоревшийся в полную силу костер. – Когда Катюшу в другую протоку понесло, я все рассмотреть пытался. Потом вдруг по голове… и под воду загнало. А вот что еще… убей не помню.

Василий поднял на него глаза и ответил невпопад. Или это был не ответ вовсе:

– Тебя что, вешали?

– В каком плане вешали? – недоуменно спросил Павел.

– Ну, ты вроде бы тонул. А на шее рана, как от веревки.

Павел потянулся рукой и нащупал на шее глубокую рану. Кисет с талисманом и ногтем Белявского исчез.

– Это от шнурка… У меня на шее, на шнурке, кисет висел…

– Шнурком зацепился?

– Не знаю. – Павлу не хотелось рассказывать о талисмане и о том, как тот притягивался к другому миру. – Ты видел, что случилось с Катюшей? Ее, что, в другую протоку унесло?

Казалось, если не упоминать о другом мире, то и Катюша окажется в нашем, родном.

– Пока я видел… – Василий замешкался, словно подбирая точные слова, – ее несло влево и… вверх. Потом на тебя отвлекся.

– И что я?

– Я так понял, ты хотел к ней плыть. Или ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Хотел, да не получилось.

– Когда за катамаран ухватился, он перевернулся и тебя рамой – по голове. Ты – под воду. Я нырнул, тебя схватил, чтобы течением не унесло. Там, оказывается, отмель была, и я тебя к берегу поволок. Но потом мы в яму провалились, и там водоворот, а потом нас опять подхватило, понесло и вон об те камни перемололо. – Василий кивнул в сторону реки, но Павел даже не повернул голову. Осточертела ему эта река.

– И как же ты меня умудрился дотащить – со своим плечом вывихнутым и коленом разбитым?

– Не знаю…

* * *

Так, у костерка, не в состоянии отойти дальше чем на несколько метров за топливом, и просидели часа два. В голове вяло шевелились мысли. Павел старался думать о чем-нибудь. О чем угодно, лишь бы не о Катюше. Заполнить голову воспоминаниями о спокойной жизни в Москве, о базе «Сибирский таймень», о метеостанции, даже о гибели товарищей. Но только не вспоминать, не зацикливаться на том, что потерял ее. Казалось, если не справится, поддастся переживаниям, свихнется совсем и уже не сможет ни идти дальше, ни жить больше.

Заполнить мысли. Битва в небе, странный огромный дирижабль, борющийся с построившимися звездочкой истребителями. Или они строились снежинкой? Мозг вспоминает туго, но это хорошо. Нет места другим мыслям… Осколок инопланетной боевой ленты, воткнувшийся в камень… фашист, висящий на дереве… Белявский… Анатолий… Анатолий погиб. Потом они ходили на его поиски и не нашли. Про все это Павел делал пометки в своем дневнике. Но не подробно, открытым текстом, как про пойманную рыбу и про увиденные природные особенности. Те записи нужны были для работы. Про странности же и трагедии только короткими сокращенными заметками, понятными лишь ему самому.