Трагедия личности

Исключительное состояние надежды, переведенное в различные воображаемые миры, было бы раем в природе, утопией в общественной действительности и небом в загробной жизни. У индивида, здесь и сейчас, это означало бы адаптивный оптимум, ибо истинная надежда неумолимо ведет к конфликтам между быстро развивающейся собственной волей и волей других, из которых должны возникнуть зачатки воли. По мере того, как ощущения и мышцы ребенка ухватываются за возможность более активного опыта, перед ним встает двойная потребность в самоконтроле и приеме контроля от других. Проявлять волю означает не быть своевольным, а постепенно приобретать все возрастающую силу рассудка и принятия решений в применении побуждений. Человек должен научиться желать того, что может быть, отвергать как не заслуживающее желания то, чего быть не может, и верить, что то, чего он пожелал — неизбежно.

В этом, вне всякого сомнения, источник происхождения трудного вопроса о свободной воле, который человек, как всегда, пытается решать логически и теологически. Фактом является то, что ни один человек не может жить, эго оставаться целым без надежды и воли. Даже человек философского склада, чувствующий потребность пересмотреть основы, на которых он стоит, и подвергающий сомнению и надежду, и волю, как нечто иллюзорное, ощущает несколько более реальным акт волеизъявления при самой постановке вопроса, а когда человек предпочитает уступать свое чувство желания неизбежного богам и вождям, он пылко наделяет их тем, в чем отказывает себе.

Рудименты воли требуются по аналогии со всеми основными качествами, когда эго объединяет опыт из областей, как будто бы удаленных друг от друга: осознание и внимание, манипуляция, вербализация и передвижение. Тренировка взаимоисключающих сфинктеров (кольцевидных мышц), может стать центром борьбы за внутренний и внешний контроль, которая идет во всей мышечной системе, в его двойном исполнении: индивидуальной координации и общественном руководстве. Чувство поражения (из-за недостаточной или избыточной тренировки) может привести к глубокому стыду и навязчивому сомнению: действительно ли желалось то, что сделано, или сделано то, что желалось.

Однако если воля надежно встроена в раннее развитие эго, она сохраняет признаки ограниченной возможности, так как взрослеющий индивид постепенно приобретает знание того, что можно ожидать ему и что могут ожидать от него. Часто терпящий поражение, он, тем не менее, учится принимать экзистенциальный парадокс принятия решений, которые, как ему известно, «где-то в глубине» будут предопределяться событиями, поскольку принятие решений — это часть определяющего качества, неотделимого от жизни. Сила эго зависит, кроме всего прочего, от чувства принятого деятельного участия в цепи неизбежных событий.

С маленькими желаниями (если можно так выразиться) дело обстоит так же, как с меньшими надеждами. Они и в самом деле не кажутся заслуживающими сокрушения, когда наступает момент проверки, если только есть достаточно времени для роста и развития нового, и если ожидаемая реальность оказывается лучше и интереснее фантазии.

Поэтому Воля — это нерушимая решимость осуществить свободный выбор, а также самоотречение, несмотря на неизбежный опыт стыда и сомнения в детстве. Воля — это основа для восприятия закона и необходимости, корни ее лежат в рассудительности родителей, направляемых духом закона.

Социальная проблема воли заключена в словах «добрая воля». Добрая воля других зависит, очевидно, от взаимного ограничения желаний. Именно на втором-третьем году ребенок должен уступать новичкам. Задача рассудительных родителей теперь, уважая привилегии сильных, защищать права слабых. Они постепенно прививают меру самоконтроля ребенку, который учится управлять своеволием, проявляет необходимую готовность и обменивается доброй волей. Но, в конце концов, представление ребенка о самом себе окажется расколотым подобно тому, как остается оно расколотым у человека на всю оставшуюся жизнь.

Так же, как идеальный (мы бы сказали, «предпротиворечивый») образ любящей матери принес представление ребенка о самом себе, как отражение признания ребенка своим и хорошим, противоречиво любимый образ контролирующего родителя соответствует противоречиво любимому «я» или, скорее, «множеству я». Отныне способные и бессильные, любящие и сердящиеся, цельные и противоречащие себе «я» будут частью оснащения человека: поистине психическое впадение в немилость. По причине этого внутреннего раскола только рассудительные родители, ощущающие себя частью вполне справедливого общественного и мирового порядка, могут передать целительное чувство справедливости.

* * *

Третья жизненная добродетель — Целеустремленность. Принимая само собой разумеющимися правила представления, мы теперь можем быть более краткими: целеустремленность — это смелость преследовать значимые цели.