Трагедия личности

У психоаналитика есть все основания проявлять сдержанность в разговоре о человеческой добродетели, ибо, если он будет говорить об этом легкомысленно, могут возникнуть подозрения в пренебрежении очевидной обязанностью ежедневных наблюдений, знакомящих его с «возделанной почвой, из которой гордо произрастают наши добродетели». Его можно упрекнуть в пренебрежении указанием Фрейда, согласно которому, ценности сознания могут получить надежную переоценку только в том случае, если твердо признана ценность бессознательных и иррациональных сил.

И все же само развитие психоаналитической мысли, ее сегодняшняя озабоченность «силой эго» предполагают пересмотр человеческой силы не в смысле благородства и честности, как это культивируется этикой, но в смысле «врожденной силы». Я уверен, что у психоаналитиков, выслушивающих жизнеописания в течение более полувека, сложился «неофициальный» образ сил, присущих индивидуальному жизненному циклу и последовательности поколений. Я подразумеваю при этом те приятные случаи, когда мы можем согласиться, что пациенту действительно стало лучше — не так, как предлагается в анкетах «заметно лучше» или «несколько лучше», а существенным образом.

Исчезновение симптомов упоминается здесь лишь мимоходом, а решающим критерием является увеличение силы и продолжительности концентрации пациента на делах, любовь ли это, работа, быт, дружба или общественная деятельность. И в самом деле, мы уходим от систематического рассмотрения человеческой силы. Например, мы признаем внутреннюю связь между самыми ранними и глубокими умственными расстройствами и полной потерей основного вида надежды, или между отношением импульсивных и компульсивных, принудительных симптомов и основным слабоволием. И все же мы не задаемся вопросом о том, каковы же генетические и динамические детерминанты состояния надежды или состояния контролируемой силы воли.

По существу, мы вымученно пытаемся выразить то, что мы ценим, используя двойное отрицание: человек, о котором мы бы сказали, что он здоров, относительно устойчив к регрессии, или несколько более свободен от регрессии, или менее подвержен противоречиям, чем можно ожидать. И все же мы знаем, что в здоровом состоянии или состоянии умственной и эмоциональной ясности вступает в действие процесс упорядочивания, который не укладывается в самый полный список отрицаний. Часть этого процесса мы называем «синтезом эго» и под этим обозначением мы постепенно накапливаем новые наблюдения.

Но мы знаем также, что иногда у некоторых людей он наделен в полной мере качеством, которое мы могли бы назвать как «оживленное» или «одухотворенное». Конечно, я не буду пытаться это классифицировать. Но я утверждаю, что, не признав его существования, мы не сможем сделать правильного описания ни наилучших моментов душевного равновесия человека, ни его глубочайшей трагедии.

В последующем я собираюсь исследовать источники, а затем эволюционные причины основных человеческих качеств, которые назову добродетелями. Выбор такого названия объясняется отчасти тем, что форма множественного числа «strengths» (силы) кажется мне некрасивой, но в основном из-за того, что слово «добродетель» (virtue) подходит лучше всего. В латинском языке добродетель означала мужественность, это предполагает сочетание по меньшей мере силы, сдержанности и храбрости, хотя мы, конечно, сомневаемся, следует ли относить мужественность к безусловным добродетелям мира, прежде всего потому, что на женственность может быть возложена большая доля в спасении гуманности от climactis (критический период) и разрушительных стремлений мужчины.

Но в древнеанглийском языке слово «virtue» было наделено особым значением, которое здесь как раз уместно. Оно означало неотъемлемую силу или действенность и использовалось, например, для указания на неуменьшившуюся крепость хорошо сохранившихся лекарств и вин. Сила и дух значили когда-то одно и то же, и не только в смысле силы, присущей спиртным налиткам (Англ. spirit «дух» и spiritus «алкоголь». — Примеч. перев). Тогда вопрос можно сформулировать так: «Какая добродетель „выходит“ из человека, когда он теряет силу, которая у него в сознании, и благодаря какой силе человек приобретает одушевленность и одухотворенность, без которых его основы морали становятся просто морализаторством, а этика теряет свои качества?»

«Добродетелью» я буду называть определенные человеческие качества силы, и я буду соотносить их с тем процессом, в котором может поэтапно развиваться сила эго и передаваться от поколения к поколению.