Я помню, что когда я в 1984 году учился на журфаке, там дочка прославленного лектора Наталии Басовской, Женя Басовская, которая была у нас вождём нашего научно-студенческого общества, устроила нам суд над Франсуа Вийоном. Это было безумно интересно! Мы просто с наслаждением поучаствовали в этих играх. И все читали Вийона, бредили Вийоном. Я помню, как Женя Басовская цитировала его подробнейшую английскую биографию, которая заканчивалась словами: «Скорее всего, Вийон умер не своей смертью, и видит Бог, он это заслужил».
Тоже ещё одно из главных противоречий Вийона, которое так точно схвачено в знаменитом рассказе [Роберта] Стивенсона «Ночлег Франсуа Вийона» (кстати, в одном из лучших стивенсовских рассказов): мы понимаем, что он человек греховный — и вместе с тем мы бесконечно симпатизируем ему, мы любим его, мы его на стороне. Почему? Не только из-за таланта же, наверное. А потому что Вийону присуще сознание своей греховности, и среди всех, уверенных в своей праведности, он один по-настоящему религиозен, потому что он сознаёт глубину своего падения, сознаёт свою бездну.
И, конечно, его сочинительство — это не попытка оправдаться, но это попытка как-то посильно искупить, попытка принести свой единственно возможный дар. Очень важно, что в метафизике творчества Вийона нет самооправдания. Он просто говорит: «Господи, зато из глубины моего падения я вижу такие звёзды, которые я тебе и преподношу». На этой антиномичности, на внутренней противоречивости человека Позднего Средневековья построено потом в европейской культуре всё самое великое.
Я должен сказать, что Вийон… Я, кстати, уверен, что Шекспир понятия о нём не имел, но внутренняя антиномичность Гамлета, чьи монологи так похожи на вийоновские баллады («Я всеми признан, изгнан отовсюду»), — это та гамлетовская традиция, глубоко христианская, которая началась до «Гамлета». Вийон потому так и соткан из противоречий, что это для него единственное органичное состояние.
Это, Рустам, к вашему вопросу. Вы говорите: «Меня столкнули в пропасть — и я лечу». Вот Вийон летит. Он весь из этих противоречий, и они не дают ему ни в чём обрести опоры — ни в гедонизме, ни в любви, ни в преступлении, ни в развлечении — ни в чём. Вийон не знает покоя, Вийон нигде не может укорениться. И вот это — состояние человека, который переполнен презрением к себе и одновременно восхищением перед своими великими возможностями.
Конечно, единственная сохранившаяся картина — единственный сохранившийся портрет Вийона, которым украшено было собрание, первое издание 1489 года, кажется, если не путаю. Вот там Вийон изображён с таким горько-скептическим лицом! Надо сказать, что когда Стивенсон описал его (этот низкий лоб, рыжие клочковатые волосы, вихры, несколько выдвинутая вперёд нижняя челюсть), он, конечно, исходил не из этого портрета. Ему нужен был просто человек, одержимый внутренними бурями, резкий контраст между гением и низменной внешностью. Но на этом портрете виден… Знаете, он там немножко похож на Глеба Стриженова, я рискнул бы сказать, — такого человека красивого, но при этом отягощённого какой-то постоянной внутренней мукой. И думаю, что он таким и был. Знаете, на кого он там больше всего похож? Вот! Он там похож на Серёжу Добротворского, Царствие ему небесное, прекрасного кинокритика. Посмотрите, какой был Добротворский. Я думаю, что если вы увидите фото Добротворского с вечной его сигаретой — вот это был Вийон в чистом виде! И он вообще очень был похож.
Что я советую о Вийоне прочитать? Лучшее — это, как было сказано, «Ночлег Франсуа Вийона». Конечно, собственные его баллады. Конечно, пьесу Эдлиса «Жажда над ручьём» (сейчас немножко дурным тоном считается хвалить Эдлиса, но мне кажется, что это был прекрасный драматург). И, конечно, пьесу Павла Антокольского, лучшее его произведение, драматическую поэму «Франсуа Вийон».
Ты здесь живёшь, Инеса Леруа.
Ты крепко спишь, любовница чужая.
Ты крепко двери на ночь заперла
От злых людей. А утром, освежая
Лицо и руки в розовой воде,
Ты вспомнишь всё, чего мы не сказали
Тогда друг другу. Никогда, нигде
Не повторится этот день. Он залит
Чернилами и воском. Искажён
Дознаньем. Пересудами оболган.
Мне нужно потерять пятнадцать жён,
Чтобы найти тебя. Как это долго!
Точнейший синтез лирического чувства, цинизма, оскорбления — вот то, что там поймано. Антокольский гениально, конечно, написал эту поэму. «Франсуа Вийон» и «Девушка Франсуа Вийона», драматическая дилогия, — по-моему, это блистательно. И, конечно, самого Вийона в эренбурговских переводах, в переводах Ряшенцева, а может быть, и во французском оригинале, потому что это нетрудно. Достаточно просто приноровиться к тому сочетанию научного и грубого стиля, который и составляет основу всякой поэтики.
Не знаю, услышимся ли через неделю, но через две услышимся точно. Пока!
*****************************************************
16 октября 2015