Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Но вообще на самом деле настоящая инкарнация По в России — это Грин, конечно (и неслучайно Грин не расставался с его портретом), а в Америке — Лавкрафт: такие одиночки, такие странные персонажи. Бирс как бы более загадочен своей судьбой, чем своими текстами, хотя он очень остроумный и прелестный автор.

«Почему вы игнорируете вопросы о Борисе Рыжем? В вашем сборнике было благосклонное эссе «Рыжий». А сейчас вы не хотите поговорить о нём? Разонравился или стал неинтересен?»

Нет, никоим образом не стал неинтересен, прекрасный поэт, но просто всё, что я имел сказать, в этом эссе уже сказано. Я не вижу смысла что-то добавлять. Если у вас есть конкретные вопросы, то я с удовольствием их услышу.

«В западном литературоведении встречается точка зрения о том, что Фолкнер и Голдинг — литературные «дети» (или «внуки») Достоевского и что их роднит общий жестокий взгляд на мир и человека, внимание к миру субъекта в ущерб реальности. По этому мнению, Достоевский для западного модернизма важнее, чем Толстой и Чехов. Согласны ли вы с этим?»

Нет, конечно. Достоевский важнее для западного модернизма и вообще для модернизма по двум причинам. Во-первых, конечно, Достоевский (я отношу это к числу скорее его профессиональных болезней, но кому-то кажется, что это великий подвиг) очень сильно изменил структуру романа, сделал его более свободным. В отличие от Диккенса — своего учителя и своей модели, — он разболтал роман, сделал его менее структурированным. Много лишнего появилось, появились огромные философские диалоги, отступления, детективный сюжет стал тонуть в этом море. Это началось уже в «Бесах», а в «Братьях Карамазовых», учитывая ненаписанную вторую часть, уже эта диспропорция очень очевидна.

Понимаете, то, что одни называют «плохописью», другие называют «модернизмом». В этом смысле он расшатывал канон. Всегда ли это хорошо — я не знаю. В какой степени он учитель Фолкнера — трудно мне сказать. Повышенное внимание к патологии, наверное… Я не думаю, что Фолкнер у кого-то учился. Я думаю, что Фолкнер учился у Ветхого Завета: там все эти ситуации инцестов, военных поражений, переживаемых как психологические триумфы. Вот эта немножечко библейская ассоциация самоотождествления очень характерная для американского юга. Такой последний «ковчег морали в море прагматизма» — это, конечно, библейское скорее. И думаю, что Фолкнер учился гораздо больше у чёрных проповедников. Думаю, что и у Томаса Вулфа чему-то он научился (вот этой избыточности), хотя он принадлежит к тому же поколению.

Мне очень трудно найти учителя Фолкнера. Знаете, я Фолкнера очень люблю, но читать его для меня всегда очень тягостно. Если вы видели его рисунки с их потрясающей просчитанностью, геометричностью, точностью каждой детали, обратите внимание — его романы как раз структурно безупречны (как «Шум и ярость», как «Сарторис», как «Осквернитель праха»). Фолкнер очень чётко всё просчитывает, он совсем не ученик Достоевского в плане мастерства.

Насчёт Голдинга не знаю, тоже мне трудно говорить, потому что притчи Голдинга… Вот он скорее, может быть, ученик кого-то из американских романтиков. У Чехова они все учились, хотя Моэм говорил, что Чехов слишком меланхоличен, нужно больше разнообразия. Но как раз, мне кажется, Чехов — это отец европейского абсурдизма. Уж драматургически точно и Беккет, и Ионеско вышли из него. Мне кажется, Чехов повлиял больше, чем Достоевский, — может быть, в силу изящества формы. Запад вообще очень внимателен к форме. Именно поэтому, скажем, Тургенев — главный учитель западных романистов.

«Помогите осилить леоновскую «Пирамиду»».

Да не надо! Не идёт — и не надо. Знаете, есть хороший способ читать литературу (сейчас на меня ополчатся все учителя): вы пропускайте скучное. Скучно? Пропускайте. Ну зачем съедать всю еду? Можно же съесть то, что вкусно. «Пирамида» — это роман не для чтения подряд. Человек писал его пятьдесят лет. Помню, я Аннинскому отнёс роман на рецензию, и он мне честно сказал: «Я не буду это рецензировать. Человек пятьдесят лет писал, а я тебе буду за три недели рецензировать? Нельзя». Поэтому я бы так предложил поступать с «Пирамидой»: вы всё, что касается Дуни и Дымкова, читайте; всё, что касается Матвея и Лоскутова, читайте; всё, что касается Шатаницкого, можно читать выборочно, пролистывая, там много лишнего; а всё, что касается Сорокина и Бамбалски, просто пропускайте, потому что это плохо, скучно.

«Считаете ли вы современными героев «Мёртвых душ»?»

Конечно. Только мне очень грустно, что это так.