Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

А что, вам мало лёгкости, формы, отчаянной любви к жизни? Вы мораль хотите? Какая может быть мораль? Мораль может быть антивоенная, но это роман не про то. Это роман про роман, про новую форму романа. Это роман про нового человека, который выхолощен войной, роман про европейского человека. Хотя он американский, но это абсолютно европейская книга, конечно. Роман про европейского человека, у которого внутри осталась пустота. Как бы вам сказать… Это чуть более умный вариант «На Западном фронте без перемен». «На Западном фронте без перемен» — слишком немецкая книга, мне кажется, слишком физиологичная, и слишком большое внимание там уделено физиологии, еде, сексу. А вот «Прощай, оружие!» — это чисто европейский модернизм. Это роман про европейский модернизм, про то, почему получилась такая литература — потому что говорить о чувствах после войны стало неприлично.

«Что случилось с Борисом Диденко? И как вообще относитесь к теории ведизма?» Ничего о Борисе Диденко, к сожалению, не знаю, и о его книге «Цивилизация каннибалов».

«Не понимаю эволюцию Олега Дивова — от великих книг к поддержке того же самого… » Не знаю ничего тоже об эволюции Дивова. Я никогда не считал, что у него были великие книги. У него были хорошие книги. Ничего великого там не нахожу, эволюции особенной не вижу. Прочитаю — буду судить.

«Вопрос о семантическом разнесении, — это имеется в виду лекция про Холмса и Ватсона. — «Как только угомонилась идея Потопа, заяц остановил среди травы кивающих колокольчиков и молился радуге… «. Да, это Рембо, совершенно верно. Только я не помню, это из «Озарения» или из «Одного лета в аду»? Видимо, из «Озарения». «С одной стороны, идея Потопа и заяц семантически разнесены, но с другой — являются частью семантического целого, потому что олицетворяют собой природу. История о ковчеге делает из зайца пассажира. Это отличный пример амбивалентности».

Молодец Никита! Хороший вопрос, типично студенческий. Видите ли, мне кажется, что действительно никакого разнесения зайца и Потопа здесь нет. Выскочила одна тварь из ковчега — вот и помолилась радуге. На мой взгляд, Рембо сильно преувеличивал, когда говорил, что «Озарение» исполнено методом автоматического письма. Он, конечно, думал, когда писал. Понимаете, очень легко себе представить зайца, который помолился радуге. Вы видели вообще зайца, который останавливается на бегу? Он же останавливается, на задних лапках стоит — действительно как бы молится. Это нормальная история.

Насчёт радуги. Вы же знаете, что радуга воссияла над миром после Потопа. Я, кстати, читал очень трогательный учебник Закона Божьего начала XX века, где на поводу у научного знания идёт поп и поясняет: «Радуга несомненно существовала и до Потопа, но вот после Потопа она олицетворила новый завет Бога с миром». Это так безумно трогательно было! Просто вообще слёзы!

«Выскажите ваше мнение о научно-популярной литературе. Какой она должна быть?» Она не должна быть высокомерной. Не должен учёный доказывать читателю, что он один знает истину, а читатель — дурак (даже если это действительно так).

«Как вы относитесь к использованию стихов, не предназначавшихся для исполнения под музыку, в поп— и рок-музыке? Иногда это звучит, иногда — нет. В большинстве случаев автора не спрашивают». Знаете, иногда получается очень здорово, даже если прозу поют. В конце концов, стихи Хемингуэя — «Любовь и сострадание» или «Раненый» — Камбурова сумела спеть, хотя они прозаизированы нарочито. Можно, не вижу никаких ограничений. И не надо для этого рока.

«Почему на русской почве с трудом приживается верлибр? Неужели так велика инерция нашего флективного языка? Не кажется ли вам, что часто рифма маскирует отсутствие мысли?»

Помилуйте, а что маскировать? Мысли обязательно, что ли, в стихах?

У колодца расколоться

Так хотела бы вода,

Чтоб в колодце с позолотцей

Отразились повода.

Мчась, как узкая змея,

Так хотела бы струя,

Так хотела бы водица

Убегать и расходиться…

— это Хлебников. Что, тут много мысли, что ли?

Лила, лила, лила, качала

Два тельно-алые стекла.

Белей лилей, алее лала

Бела была ты и ала.

Я помню, мне было лет, что ли, восемь, и мне мать прочла это сологубовское сочинение. Это не так плохо на самом деле. Иногда чистый звук такой. Как у Рубцова. Вы знаете, я не фанат Рубцова, но: «Звон заокольный и окольный, //

У окон, около колонн… » — плохо, что ли? Замечательно! Иногда — звук. Иногда — просто восторг. Поэзия совершенно не должна быть умной.

Нет, я против верлибра. Верлибр — это должно быть очень талантливо. Писать стихи без рифмы гораздо труднее, потому что они должны удерживаться какими-то, прости господи, другими скрепами, более серьёзными. Я очень люблю Давида Самойлова, например, свободный стих. Но он же сам сказал: «Отойдите, непосвященные! Это для серьёзных мастеров». А вообще зачем отказываться от рифмы?