Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

Мне сегодня подрали книгу, которая, я думаю, никому не поможет, может быть, выздороветь (а может, и поможет, не знаю), но она многих здоровых встряхнёт. Это книга Кирилла Волкова «Несерьёзная книга об опухоли». Кириллу было 28 лет, когда он узнал, что у него опухоль мозга. В 29 он умер, Царствие ему небесное. Он за год написал эту книгу. И я думаю, что это потрясающая книга. И маме его, которая это собрала, я передаю свою самую горячую благодарность за то, что она мне это принесла. Эта книга, во-первых, многим здоровым поможет перестать жаловаться, а во-вторых, вообще она о смысле жизни, о каких-то главных вещах. И поскольку это голос из очень тёмного, очень мрачного пространства, и голос очень жизнеутверждающий, здоровый и ясный, мне кажется, это из тех книг, которые очень укрепляют веру во всякие прекрасные вещи.

А теперь мы приветствуем Андрея Лазарчука. Это тот редкий случай, когда я в студии не один. Но, имея любимого писателя в Москве, разумеется, грех его не спросить. С вашего позволения я сначала задам вопрос от себя лично: что происходит с новым романом, и когда мы будем его читать?

А. Лазарчук― Первая книга вышла уже и продаётся достаточно активно.

Д. Быков― Как она называется?

А. Лазарчук― «Соль Саракша».

Д. Быков― Нет, я интересуюсь «Московским гриппом» пока.

А. Лазарчук― А, извини, это ещё пишется.

Д. Быков― И сколько ещё будет писаться?

А. Лазарчук― Ты знаешь, это непредсказуемо. Эта вещь пишется с 1999 года.

Д. Быков― А можно сказать, что это за жанр по крайней мере?

А. Лазарчук

― Роман дороги, наверное.

Д. Быков― Умеешь ты ответить красиво и загадочно. Что про «Соль Саракша» можно узнать? Ваша последняя совместная книга с Успенским.

А. Лазарчук― Наконец вышла. Первая книжка вышла две недели назад.

Д. Быков― А вторая?

А. Лазарчук― Вторая — где-то в мае. Третья — очевидно, в сентябре.

Д. Быков― А почему три? Там же было две.

А. Лазарчук― А там, Дима, три. И ты, небось, ещё последнюю-то и не читал?

Д. Быков― А где? Нет конечно. А что это за третья?

А. Лазарчук― А, я тебе не посылал, значит.

Д. Быков― Ну расскажи тогда.

А. Лазарчук― Это завершающая часть трилогии, которую мы с Мишкой придумали, так сказать, разбросали по эпизодам. А потом случилось то, что случилось…

Д. Быков

― То есть третью часть ты дописывал один?

А. Лазарчук― Третью часть я дописывал один.

Д. Быков― А как она называется?

А. Лазарчук― Она называется «Стеклянный меч».

Д. Быков― Для тех, кто не знает: трилогия «Весь этот джакч» является упражнением на темы «Обитаемого острова», как бы такая альтернативная его история.

А. Лазарчук― Не альтернативная, а параллельная.

Д. Быков― Параллельная, да. Конечно, не могу тебя не спросить: как ты относишься к экранизации?

А. Лазарчук― К той?

Д. Быков― К той.

А. Лазарчук― Плохо.

Д. Быков― Понял, спасибо. Андрюша, вопрос Андрея тоже, тёзки твоего: «Где обещанная русская утопия?»

А. Лазарчук

― Этот роман дороги — он, по идее, и есть русская утопия. Но дописываться он будет, наверное, ещё ряд лет.

Д. Быков― А можно объяснить, что ты вкладываешь в понятие «русская утопия»?

А. Лазарчук― Россия, в которой хорошо жить.

Д. Быков― Как ты её себе рисуешь?

А. Лазарчук― Вот напишу — и все узнают, как я её рисую. В трёх словах я не смогу это выразить.

Д. Быков― Я понимаю. Устраивает ли тебя утопия, скажем, Хольма ван Зайчика, утопия Ордуся?

А. Лазарчук― Нет.

Д. Быков― Почему?

А. Лазарчук― Не знаю. Мне там неуютно, мне там беспокойно.

Д. Быков― Тут, кстати, сразу же вопрос Кирилла: «Что вы можете сказать о последних произведениях Рыбакова?» Видимо, имеются в виду «Звезда Полынь» и сопутствующие.

А. Лазарчук― Так, «Звезда Полынь» — это…

Д. Быков

― Ну, где спецслужбы вместе с учёными…

А. Лазарчук― Разрабатывают звездолёты.

Д. Быков― Да.

А. Лазарчук― Поскольку Славе я это сам говорил в лицо, то могу сказать и вслух. Мне эта вещь активно не понравилась своей плакатностью и картонностью. То, что у него было всегда очень сильной частью творчества, — он отлично выписывал характеры, это было вообще что-то сверхъестественное. Здесь он либо не смог, либо не захотел, либо материал не позволил. Вот так вот. Поэтому, к сожалению, хотя и интересно читается, но абсолютно не заводит.

Д. Быков― Вопрос Всеволода: «Что вы можете сказать о моде на попаданцев?»

А. Лазарчук― Ничего! (Смех.)

Д. Быков― Нет, ну всё-таки?

А. Лазарчук― Ничего цензурного я сказать про это не могу.

Д. Быков― Нет, а чем эта мода объясняется?

А. Лазарчук― Я не знаю. Есть попаданцы и есть зомби.

Д. Быков― Это две моды.

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука