Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

А. Лазарчук― Вообще-то, поскольку я писал и то, и другое, то… Я полагаю, что фантастика задумывалась когда-то как просто приём остранения — то есть придание действительности каких-то необычных черт, которые делали бы её чуть более переносимой, с одной стороны, а с другой — чуть более понятной. Потому что затёртость образов приводит к тому, что ты перестаёшь понимать, перестаёшь воспринимать картину. Фантастика привносила во всё это какие-то специфические черты, которые позволяли более внимательно вглядеться в реальность. А потом, когда это стало жанром массовой литературы, там пошла совершенно другая пьянка. Это как раз то, что меня интересует значительно меньше.

Д. Быков― Очень интересное не письмо, а вопль такой от Николая Пронина. Привет вам, Николай! Ну, я озвучиваю, потому что вы полностью подписались. «Допредсказывался Лазарчук в «Опоздавших к лету»!»

А. Лазарчук― Ну, извините.

Д. Быков― Нет, я не про то. Я про то, что действительно идея войны носилась в воздухе. Ты помнишь, что Переслегин написал, что «большая война просматривается на всех путях»?

А. Лазарчук― Да, носилась в воздухе.

Д. Быков― Как ты можешь это объяснить? Почему это?

А. Лазарчук― Потому что, видимо, периодически происходит в человечестве такое движение: либо к самосокращению, либо к смене парадигмы существования.

Д. Быков― И без войны это никак?

А. Лазарчук― Да, поскольку война полностью размягчает план бытия, она делает его очень пластичным.

Д. Быков― Меняемым.

А. Лазарчук― Меняемым. Пока не придумали, как это сделать без войны.

Д. Быков― А можно сказать, какие предвестия ты видел, когда писал «Опоздавших»? Это же начало девяностых, насколько я помню?

А. Лазарчук― Нет, это с 1984 года, с 1982-го даже.

Д. Быков― Господи, так ты же был дитя!

А. Лазарчук― Ну да.

Д. Быков― Сколько тебе было? 25 лет?

А. Лазарчук― Да.

Д. Быков― И что тебя к этому сподвигло? Афган? Другие вещи?

А. Лазарчук― Нет, Афгана ещё не было… Нет, Афган уже был.

Д. Быков― А что?

А. Лазарчук― Вот носилось в воздухе, это как-то снималось.

Д. Быков― Очень интересный вопрос от Елены: «Дорогой Андрей, надеюсь, вы не принадлежите к секте поклонников «Звёздных войн». Что ты можешь сказать?

А. Лазарчук

― Я смотрел одну серию давно.

Д. Быков― Какую?

А. Лазарчук― «Империя наносит ответный удар».

Д. Быков― И что?

А. Лазарчук― Вообще ничего не помню.

Д. Быков― То есть это на тебя не произвело впечатления?

А. Лазарчук― Нет.

Д. Быков― А чем ты можешь объяснить культовость данной картины?

А. Лазарчук― Ничем. Не знаю. Я её не видел, поэтому объяснить не могу. Вообще, как правило, культовыми становятся вещи совершенно…

Д. Быков― Примитивные.

А. Лазарчук― Скажем так, комиксовые, которые работают на чистых архетипах, причём простейших.

Д. Быков― Очень антропные такие.

А. Лазарчук― Да. И понятные огромному количеству людей, и запоминающиеся. В «Звёздных войнах» были запоминающиеся моменты. Мне помнится этот огромный «дромадер» металлический, которому истребитель запутывает леской ноги.

Д. Быков― Это классическая схема! (Смех.)

А. Лазарчук― Это была шикарная картина. По-моему, что-то ещё. И, пожалуй, я не помню больше ничего.

Д. Быков― Вопрос Юрия: «Чем вы можете объяснить славу Толкина? Как относитесь к нему?»

А. Лазарчук― Я к Толкину отношусь плохо, а славу его поясняю тем же самым, чем объяснил сейчас…

Д. Быков― А почему ты плохо к нему относишься? Я тоже плохо.

А. Лазарчук― Потому что он фашист.

Д. Быков― Ну ладно! Объясни. Он же антифашист, вообще-то.

А. Лазарчук― Вообще-то — нет.

Д. Быков― Как говорил Умберто Эко: «Нет больших фашистов, чем антифашисты». (Смех.)

Тем не менее, скажи.

А. Лазарчук― Ну да. Скажем, на словах он, может быть, что-то и произносил… Хотя его фраза «Мы, — люди, — воюем с орками против орков» относилась и к немцам, и к нам, то есть он выделил, вычленил из человечества. Ну, это у британцев, в общем-то, распространено.

Д. Быков― Ещё скажи «англосаксов».

А. Лазарчук― Нет, я не люблю слово «англосаксы».

Д. Быков― Я тоже не люблю. Это первый признак «невминосов».

А. Лазарчук― Да.

Д. Быков― Денис спрашивает: «Читали ли вы книгу Анара «Контакт»? Нравится ли они вам?» Если вы интересуетесь ещё и моим мнением, Денис, то мне очень нравится.

А. Лазарчук― Как?

Д. Быков― Был такой (и есть такой) азербайджанский писатель Анар, и у него была фантастическая повесть «Контакт». Ты её не читал?

А. Лазарчук― Я про неё что-то слышал, но у меня ещё просто руки не дошли.

Д. Быков― Мне она чрезвычайно нравится.

А. Лазарчук― А, да-да-да, знаю!

Д. Быков― Помнишь, где машина с двумя рулями?

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука