Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

Д. Быков― Ну ты хоть расскажи, как оно будет хорошо. Это же очень важный вопрос. Хорошо — это так же растяжимо, как и…

А. Лазарчук― Ладно. Будущее на сколько? Будущее ближайшее?

Д. Быков― 20 лет меня интересуют.

А. Лазарчук― 20 лет? Да ты дольше проживёшь.

Д. Быков― Да я проживу гораздо дольше! Вопрос, так сказать, надо ли мне это?

А. Лазарчук― Вообще надо. Почему? С другой стороны, я так часто пролетал с прогнозами, потому что был излишне оптимистичен, так что не буду давать их. Нет, не буду. А то опять скажут, что накаркал. Ничего сверхплохого и ничего сверххорошего, конечно, не будет.

Д. Быков― То есть всё будет так же?

А. Лазарчук― Так же, но иначе.

Д. Быков― Тут очень хороший вопрос: есть ли какое-то взаимное влияние твоего романа «Все, способные держать оружие…» и повести Сорокина «Месяц в Дахау»?

А. Лазарчук― Вопрос: кто такой Сорокин?

Д. Быков

― Владимир Сорокин! Это тот Сорокин, который…

А. Лазарчук― Я не читал из Владимира Сорокина, по-моему, вообще ничего.

Д. Быков― Страшное огорчение! Представляешь, если окажется, что и он тебя не читал? Значит, великие умы случайно совпали, вот такое бывает.

«Вопрос к вам как к сибиряку: что вы думаете об Александре Вампилове?»

А. Лазарчук― По-моему, совершенно недооценённый и недопоставленный драматург.

Д. Быков― А чем он для тебя так значим?

А. Лазарчук― Да чёрт его знает. Знаешь, по-моему, только со стихами так бывает: читаешь — и мурашки по коже. И с единственным драматургом было это — с Вампиловым.

Д. Быков― А что ты у него любишь больше всего?

А. Лазарчук― Любишь, не любишь, а ценишь, наверное, «Утиную охоту».

Д. Быков― А ты можешь объяснить мне, что ты там ценишь?

А. Лазарчук― Не знаю! Нет, не могу.

Д. Быков

― Меня бесит эта пьеса!

А. Лазарчук― Вот!

Д. Быков― Тебя тоже, да?

А. Лазарчук― Она не то чтобы бесит, а выводит из равновесия, выводит из себя, но оторваться не можешь.

Д. Быков― Но ведь герой омерзительный.

А. Лазарчук― Да.

Д. Быков― А пьеса хорошая.

А. Лазарчук― Да.

Д. Быков― Я очень люблю «Прошлым летом в Чулимске».

А. Лазарчук― Это попроще.

Д. Быков― Попроще, да. Ну, я вообще малый простой. «Утиная охота» — видимо, лучшее его произведение? Ну, если не считать «Двадцать минут с ангелом».

А. Лазарчук

― А это вообще практически неизвестная вещь.

Д. Быков― А очень хорошая. Ну, это из «Провинциальных анекдотов», вторая часть. А почему так сложилась его судьба, что он сегодня и недооценён, и недопонят? Это что, только сибирский генезис его так сработал?

А. Лазарчук― Нет, Дима, по-моему, он просто не в струе ни тогда был, ни сейчас.

Д. Быков― «Ваше отношение к фантастике Алексея Н. Толстого?» Ну, прежде всего имеется в виду…

А. Лазарчук― Наверное, «Аэлита» и…

Д. Быков― И «Союз пяти», конечно.

А. Лазарчук― «Гиперболоид [инженера Гарина]» и «Союз пяти». У меня есть просто давняя заветная мечта — написать сценарий блокбастера, который бы соединял все эти три произведения в одно. Тем более что они, в общем-то, и есть одно произведение, все происходит в одном вымышленном мире.

Д. Быков― В мире такой Европы.

А. Лазарчук― Ну да. Вот единый мир для всех этих трёх вещей. Так что я отношусь очень хорошо.

Д. Быков― «Если вам так нравится белая идея, — спрашивает Александр, — что вы думаете об «Острове Крыме»?»

А. Лазарчук― Три четверти роман был очень хорош, а последнюю четверть он [Аксёнов] просто начал выдумывать. Когда писатель начинает выдумывать, а не идёт за пером, то она и оказалась провальной.

Д. Быков

― «Что вы думаете о творчестве Леонида Каганова?»

А. Лазарчук― Из того, что я читал (я не могу сказать, что я читал всё), мне практически всё нравится.

Д. Быков― И мне нравится. И обрати внимание, что твои убеждения совершенно противоположны кагановским, но…

А. Лазарчук― Да, мы с ним ругаемся постоянно.

Д. Быков― Но взаимная любовь, так сказать, не ржавеет. Ты мне можешь объяснить, почему в среде фантастов всё-таки отношения лучше, чем в среде нефантастов?

А. Лазарчук― Потому что они ненормальные все.

Д. Быков― Пацаны, как говорит Лукин, да?

А. Лазарчук― Да.

Д. Быков― Вопрос Игоря: «Чем объяснить славу и награждённость Лукина?» Очень многим людям вообще не понятно, что за феномен Евгений Лукин; почему все фантасты встают при его появлении, а большинство нефантастов о нём не знает.

А. Лазарчук― Знаешь, это ведь действительно очень непонятная вещь для меня тоже, хотя я всегда страшно рад… Может, потому, что он так радуется этому? Поэтому ему с удовольствием…

Д. Быков― Нет, Лукин — настоящий писатель.

А. Лазарчук― Да, безусловно, настоящий писатель, настоящий поэт, он прекрасный исполнитель.

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука