Транзит Сайгон – Алматы

Я вышел к дальнему концу проспекта Нородома Сианука, где открывался вид на один из каналов широкого и синего Сайгона. Заприметив плескавшихся в воде Рене с Софи и несколькими другими ребятами из нашей школы, я шустро скинул под деревом рубашку, туфли, брючки, вскарабкался на дуб и с одной из его мощных ветвей ласточкой прыгнул в реку, обрызгав ребят и заставив завизжать девчонок. Рене плеснул в меня горстью воды. Я крикнул: «Наперегонки?!», и мы поплыли до противоположного берега и обратно. Софи хлопала в ладоши и болела за Рене, но я пришёл первым. В послеобеденные часы накупаться было сложно, уроки с катехизисом потом приходилось доделывать поздно вечером, в полусонном состоянии. Когда со стороны проспекта показался торговец рисовыми блинчиками, фаршированными свининой, грибами и креветками, со своей полевой печуркой на повозке, мы так же быстро, наперегонки, поплыли к берегу. После купания и плавания аппетит разыгрался безумный.

Вообще-то, надо признать, что в целом, после того как в Париже была объявлена Четвёртая республика, жизнь в Сайгоне начала постепенно налаживаться и входить в мирное, послевоенное русло. Лишь на Севере ещё продолжались кое-какие пертурбации. Жан Сантени продержался в ханойском дворце тонкинского генерал-губернатора всего три недели, после чего, в соответствии с волей советского «человека из стали», туда для принятия японской капитуляции въехал штаб китайского генерала Лу Ханя, сопровождаемый двухсоттысячным войском верных чанкайшистских солдат и вьетнамских националистов. Это подстегнуло внутреннюю борьбу за будущую власть между правыми и Вьетминем. Во время празднования годовщины Сунь Ятсена нанятые националистами киллеры из военизированных группировок вдруг принялись, разъезжая по городским улицам, в упор расстреливать коммунистические патрули с мопедов на полном ходу. В тот же день они похитили и несколько часов удерживали в плену самого товарища Зиапа, военного лидера Вьетминя.

Тем не менее, несмотря на все эти провокации, коммунисты весьма уверенно добились подавляющего перевеса на выборах в Национальное собрание. Хошимин собрал девяносто восемь процентов голосов в одном лишь Ханое. Он-таки добился своего и убедился в этом – массы слепо следовали за ним. Ещё не зная наверняка у кого и как ему придётся выторговывать себе долю контроля за национальным суверенитетом он преподнёс Лу Ханю в подарок сервиз для курения опиума, выполненный из массивного золота, и на всякий случай отправил несколько коллекционных древнекитайских золотых монет в Гонконг, «гражданину» Бао Даю. Но ветер внезапно подул совсем в другую сторону.

Гарри Трумэн, недавно сменивший на президентском посту Франклина Д. Рузвельта, бессменно правившего США во время Депрессии и Войны, вдруг отправил недвусмысленный сигнал Чан Кайши, приказав тому пустить в Тонкин французов и поскорее убираться восвояси. В обмен Франция отдавала националистам Китая свои концессии в Шанхае и Кантоне, а также согласилась продать Юннаньскую железную дорогу. Правда, адмирал д’Аржанлье, едва прознав об этом, слегка поторопился и, попытавшись тут же, днём раньше условленного срока, войти в порт Хайфона, был встречен прицельным огнём чанкайшистской артиллерии.

Адмирал, бывший католический монах, вернувшийся в этот бренный мир воинственно бряцая оружием, благоразумно повернул крейсеры «новой Франции» вспять и вознёс к небу жаркие молитвы об успехе французского оружия. И вот, уже на следующий день войска французского Экспедиционного корпуса начали без единого выстрела занимать все крупные города Северного Вьетнама, один за другим. Одновременно, по пятам за отступающими чанкайшистами, оставлявшими города в руках местных националистов, шли части Зиапа, зачищавшие эти города от правых, отбирая у них реальное влияние на улице.

Когда во Вьетнам прибыл генерал Леклерк, лояльный де Голлю, Хошимин отправил навстречу Зиапа, поручив известить его о поддерживаемом советскими друзьями желании вьетнамского народа оставаться в Индокитайской федерации Французского союза. Поначалу Зиап хорохорился, твердя, что никогда не пожмёт руки французу, но под тяжёлым взглядом вождя постепенно успокоился и в итоге послушно отправился на аэродром. Досадуя на собственную мягкотелость с Хошимином, Зиап решил, что придание встрече статуса равных исправит унизительную для него ситуацию. Леклерку он сказал, что рад встрече между боевыми лидерами вьетнамского и французского Сопротивления. Тот согласно закивал и, пожимая Зиапу руку, заверил его, что рад не меньше. Он уже знал, что именно советские друзья порекомендовали вьетнамскому народу, и встреча с Зиапом в аэропорту подтвердила его сведения.

Обрадованный новостями де Голль, наконец-то, ответил на телеграммы Леклерка, отписав ему из своего шампанского «изгнания», что «Мы вернёмся Индокитай зпт ибо мы там сильнее всех тчк».