Транзиция

Я продолжил попытки освободить лодыжки, попутно обшаривая борта каталки на предмет бреши в моем панцире из постельного белья и ремней. Мышцы ладоней, предплечий, ступней и лодыжек заныли от боли. Дошло даже до судорог.

Я решил немного передохнуть.

По телу струился пот. Нещадно чесался нос, а я не мог ни дотянуться до него, ни повернуть голову достаточно сильно, чтобы коснуться им подушки.

Как мог, я осмотрелся по сторонам. В палате находились по меньшей мере две дюжины пациентов. Деталей я по-прежнему не различал – лишь мрачные очертания, бугры на койках. Звучал негромкий храп.

Я подумал, не закричать ли. Возможно, разбужу кого-то из этих сонь, и мне, наконец, помогут. Я покосился на соседнюю койку, где-то в метре от моей. Спящий человек выглядел довольно тучным, голова была повернута ко мне затылком. А вот ремней я не заметил.

Меня удивляло, что мои потуги освободиться никого не разбудили. Должно быть, я вел себя тихо.

Внезапно я уловил странный запах и вновь на мгновение испугался. Неужели пожар? Заискрила проводка? Загорелся матрас? Впрочем, немного подумав, я заключил, что пахнет вовсе не дымом. Душок неприятный, но пожар тут ни при чем. Возможно, с одним из обитателей палаты случился маленький ночной инцидент.

Я мог бы закричать. Даже тихо откашлялся. С горлом проблем не обнаружилось – похоже, голос меня не покинул. И все-таки я опасался привлекать внимание. Вдруг где-то рядом спал тот, кто пытался ко мне приставать? Или у кого-то здесь те же наклонности? Это вряд ли, убеждал я себя. Опасных пациентов не положили бы в общую палату. Их бы заперли отдельно. По крайней мере, пристегнули бы к койкам, подобно тому, как по нелепой случайности пристегнули меня.

Так или иначе, я предпочел не шуметь.

Один из пациентов по-звериному всхрапнул. Другой вроде бы ответил. Снова донесся прежний запах.

Мне в голову закралась ужасающая догадка. А вдруг меня окружают вовсе не люди? Уж не животных ли тут держат? Это объяснило бы и комковатую бесформенность большинства тел, и запах, и странное кряхтенье.

Конечно, за все время, проведенное в этих стенах, я ни разу не усомнился в том, что наша клиника – респектабельное и гуманное учреждение, где с пациентами обращаются бережно. У меня не было ни малейшей причины подозревать (кроме тех догадок, которыми мои стесненные органы чувств снабжали испуганный мозг и гиперактивное воображение), что попал я не в обычную палату с мирно спящими пациентами, а куда-то еще. И все же, если человек переживает нечто странное, падает в обморок, а очнувшись ночью, обнаруживает себя намертво пристегнутым к каталке в окружении незнакомцев, – неудивительно, что готовится он к худшему.

Дородная фигура, которая смутно вырисовывалась на соседней койке – с большой вероятностью, это она источала странный запах и кряхтела, – шевельнулась, будто собираясь повернуться на другой бок, лицом ко мне.

У меня с губ сорвался вскрик, похожий на испуганное тявканье. Существо на соседней койке застыло – как будто услышало мой возглас или пробудилось. Я решил, что таиться дальше бессмысленно.

– Кто здесь? – спросил я.

Надеюсь, мой голос прозвучал уверенно.

Тишина.

– Кто здесь? – повторил я чуть громче.

Ответа вновь не последовало.

– Кто здесь?! – я уже почти кричал.

Кто-то всхрапнул, однако фигура на соседней койке больше не двигалась.

– Кто здесь?! – проорал я.

Никто не шелохнулся.

– КТО ЗДЕСЬ?!

Лежавшее рядом существо начало медленно поворачиваться ко мне.

Внезапно из коридора послышался шум, заставив меня посмотреть на двери. В стеклянных окошках замаячил силуэт: к палате шагал освещенный со спины человек. Двери распахнулись, вошел молодой медбрат. Тихо напевая себе под нос, он приблизился ко мне, после чего, прищурившись, пробежал глазами записи, прикрепленные к изножью моей каталки. Воспользовавшись тем, что стало чуточку светлее, я перевел взгляд на соседнюю койку. Я увидел темнокожую, упитанную, вполне человеческую физиономию с недельной щетиной. Мужчина, на вид слабоумный, крепко спал, раззявив рот и расслабив мышцы лица. Он вновь захрапел. Повернув голову к медбрату, я понял, что он снимает колеса моей каталки с тормозов.

Молодой человек вывез меня в коридор. Двери у него за спиной громко хлопнули, но тишина его, похоже, не заботила. Он открепил от каталки врачебную информацию и поднес ближе к свету. Затем пожал плечами, вернул листки на место и, насвистывая, покатил меня дальше.

Должно быть, он заметил, как я на него поглядываю, потому что подмигнул мне и спросил:

– Так вы не спите, мистер Кел? Вам сейчас положено спать. Теперь уж ладно, сначала… (середину фразы я не понял)…и переложим вас на больничную койку. Не понимаю, почему… (снова не разобрал).

Его голос звучал дружелюбно, успокаивающе. Думаю, его удивило, зачем меня пристегнули к каталке.

– Ей-богу, не понимаю, зачем вас положили с этими…

Последнее слово я не понял. Судя по интонации, оно было слегка оскорбительным – один из хлестких, честных, потенциально шокирующих терминов, какие бывают в ходу у медиков и не предназначены для посторонних ушей.